Драконьи булочки (СИ) - Лариса Петровичева

Друзья и соседи взялись за вилки — и почти сразу же отбросили их с возмущенными возгласами:

— Джина, ты отравить нас решила? Это невозможно есть!

* * *

Женевьева язвительно ухмыльнулась. Я бросилась к первому же столу, выхватила вилку у одной из сестер Бинни и отправила в рот кусочек мяса.

По спине прокатился огонь, желудок содрогнулся, заявляя, что он этого не примет.

Мясо и правда было невозможно есть. Оно обрело горьковатый вкус, как будто его натерли полынью. С усилием проглотив кусочек, я попробовала овощи — то же самое.

— Во “Вкусе навсегда” вы можете быть уверены, что вас не отравят! — мелодичным голосом пропела Женевьева. — У нас строжайший контроль качества на всех этапах приготовления пищи. Все наши продукты свежайшие, без малейших дополнительных примесей.

Подбежала Элли — ее личико дрожало, домовичка чуть не плакала. Она тоже попробовала мясо и овощи, содрогнулась всем телом и вдруг замерла, пристально всматриваясь в тарелку.

— Фасоль! — воскликнула домовичка и прижала руки к щекам. — Тут невозможно было догадаться, госпожа Джина!

Она выхватила аккуратный стручок фасоли, понюхала его и показала всем.

— Вот, смотрите! Это не фасоль, это полынник! Фасоль и полынник можно отличить, только когда они на грядке, по ботве! А потом — ох, уже нет. Полынник абсолютно ничем не пахнет, но он придает блюду горечь!

Народ загудел. Все прекрасно понимали, что я не стала бы травить поселян и не знала о полыннике — меня подставили. От обиды у меня защипало в носу, и я сжала душу в кулак, чтобы не расплакаться. Женевьева и так торжествует, не доставлю ей удовольствия своими слезами.

— Подстава! — шеф Ристерд громыхнул кулаком по столу, и соседи поддержали его. — Подстава!

— Гвинни Паттисон! — я обернулась к Гвинни, которая сидела за столом с привычным надутым видом. — Что я тебе плохого сделала, что ты так поступила? Хочешь сказать, что не знала о полыннике?

Гвинни, упитанная девица с туго заплетенными светлыми косами и угрюмым выражением лица, откинулась на спинку стула и ответила:

— Не знала. Сама его ем.

Алпин, побледневший и решительный, шагнул вперед и отчеканил:

— Никакой свадьбы. Ни-ка-кой!

Гвинни на это только фыркнула.

— Не больно-то и хотелось. С мужьями только расходы. Очень оно мне надо, носки твои по всему дому собирать. Аж кушать не могу.

Я готова была поклясться, что все она знала и понимала — да только ей щедро заплатили за подмену. Так щедро, что Гвинни плюнула соседке в лицо.

— В пекарню можешь больше не приходить, — сказала я. — Ни крошки тебе не продам, так и знай.

Гвинни фыркнула. Я прошла к своему месту, обернулась на Орана и поняла, что все-таки расплачусь.

— Несчастный, несчастный случай! — Кимбер, объевшийся бесплатного мяса, вспомнил, что он, вообще-то, староста здесь, и решил взять дело в свои руки. — Это бывает, бывает. И я не дурак, нет, не дурак, я вижу, что тут подстава, пусть и ненамеренная, ненамеренная. Наша Гвинни та еще жадина: если за фасоль заплатила, то съест ее до капли, пусть она и полынник!

Люди рассмеялись. Жадность Гвинни давно вошла в пословицу — впрочем, сама Гвинни нисколько не переживала по этому поводу. Особенно теперь, когда могла положить в сейф деньги за мое предательство.

— Так вот что я постановил, — продолжал Кимбер. — Второй этап конкурса обнуляется, обнуляется. Победу госпоже Женевьеве не засчитываем, не засчитываем. Как и поражение Джине, Джине. Все решится на этапе десерта! Кто приготовит лучший десерт, тот и победил, тот и победил!

Женевьева сердито сжала губы в нить. Я подошла к Орану, взяла его за руку и попросила:

— Давай уйдем отсюда поскорее.

Он кивнул и принес мне пальто. Мы вышли на улицу — женщины с нескрываемым сочувствием смотрели на меня, Мэри подошла и обняла.

— Джина, ты ни в чем не виновата, — сказала она. — Я клянусь, Гвинни подкупили. Слышала, что такие козни не редкость на конкурсах.

— Я тоже об этом слышала, — вздохнула я. Поддержка подруги и сочувствие жителей Шина были словно объятие — да, меня подставили, но я не осталась одна.

— Ты не должна переживать. Вот пообещай мне, что не будешь, — потребовала Мэри, но ответить я не успела. На улицу вышла Гвинни, застегивая пальто, и Мэри тотчас же взяла ее за рукав и отволокла в сторону с самым свирепым видом.

— Не ври мне, Гиневра, ты никогда не будешь есть полынник, — проговорила она. — Сколько тебе заплатили за то, что ты отдала его как фасоль? Не прикидывайся дурой!

Мы всей компанией подошли сзади, и Большой Джон постукивал кулаком о раскрытую ладонь с самым отчаянным видом. Но Гвинни было все равно: она посмотрела на нас с отменным равнодушием и ответила:

— Никто ничего мне не платил. А если бы и платил, разве я рассказала бы?

Тоже верно: Женевьева щедро выложила деньги не только за полынник, но и за молчание. Ей ни к чему дисквалификация.

— Другой вопрос, откуда у тебя столько полынника? — спросила я. — Или это некоторая франшиза способна доставить сюда столько этой дряни, сколько потребуется?

Женевьева знала, какое блюдо мы будем готовить. И покрутилась в поселке достаточно, чтобы знать, у кого какие запасы. А потом заказала полынник из столицы так же, как мы заказывали манго, получила коробку и отнесла Гвинни.

— Не знаю ничего ни о каких франшизах, — ответила Гвинни. — Говорю же, сама его ем. Да, невкусно. Но не выбрасывать же.

— Чем в таз, лучше в нас, — пробормотал Большой Джон. — Ни крошки хлеба тебе, ни кусочка батона!

Гвинни только плечами пожала.

— В другом месте продадут. Сомневаюсь, что вы тут задержитесь.

Глава 12

— Завтра я буду готовить фруктовые торты с желе, — сказал Оран, когда мы направились в пекарню. — Они всегда у меня хорошо получались.

Даже если ты проиграл, то все равно нужно вставать и идти работать. Работу никто не отменял, люди уже стояли у дверей в ожидании и смотрели на нас с искренним сочувствием.

Что ж, у нас есть народная поддержка. Незачем сдаваться и опускать руки.

Женевьева выиграла битву — к тому же, нечестно, и все прекрасно это поняли — но не войну. Ей придется покинуть Шин, хочет она этого или нет.

— Давай, я куму напишу, — предложил Большой Джон. — Пришлёт нам лучшие ягоды.

Он мрачно покосился в сторону "Вкуса навсегда", который по-прежнему сиял всеми огнями, и полюбопытствовал: