Башня мертвых - Пьяная вуаль

— Знаешь, меня вот все интересует, кем же окажутся четверо моих спутников, а? — Крау щелкнул Фидель по лбу.

— Что ты творишь?!

— Для меня ты всегда будешь той маленькой воровкой, пытавшейся стащить у меня мой паек! И иногда таких плохих девочек нужно спускать с небес на землю!

Ее хищнический взгляд сменился по-детски добрым:

— Могу сказать лишь только то, что своим добровольческим желанием ты спас одного глупого Юсдисфальского паренька, влезшего однажды не в свое дело. Вместо него ты и едешь на плаху.

— Что же, незапланированное благородство — тоже благородство. — Крау с улыбкой растянулся на спинке дивана.

— С остальными ты познакомишься при встрече. Они тебя порадуют, не переживай.

— Не сомневаюсь!

Лошади зафырчали. Карета вновь встала на якорь.

— Приехали! — крикнул Румьер.

— Ну что же! Пойдемте! — радостно сказал Крау.

Фидель виновато и с горечью уставилась в пол. Тихо-тихо она сказала:

— Ты иди, а мы останемся. Так нужно. Таковы правила.

Рэдо хотел было возмутиться, но Крау остановил его:

— Если так говорит наша Фиделия, пусть так и будет.

Рэдо сердито уставился на нее, но в итоге перевел взгляд на Крау и уверенно кивнул ему:

— Тогда иди. Иди к той судьбе, что всегда была уготована тебе!

Крау дурашливо взялся за сердце и поклонился, пародируя знать, которой сам и являлся.

— Не прощаюсь.

Фидель все же смогла в последний раз взглянуть на него с болезненной улыбкой на лице:

— Я тоже. Тоже не прощаюсь.

Крау вышел под свод черных туч. Тут и там сыпались молнии. Впервые так вблизи он наблюдал башню. Несколько долгих минут отделяли его от нее.

Величественная. Ужасная. Красивая. Темная.

Каждый шаг ему казался таким легким. Каждый вздох — свежим и глубоким. Вдали он завидел фигуры. Четверых окружало множество людей в полном обмундировании, с мечами и арбалетами наготове.

Перед Крау кольцо военных расступилось, впустив его внутрь.

— Так вот, кто наш пятый. — Эльф с диковатым выражением лица протянул ему руку, — Альтер. Приятно познакомиться.

— Крау. Приятно и мне.

— Эленмер.

— Рондо. А это Вивай из Оргалана. Она у нас не любит болтать.

Вивай хмыкнула.

— Эй, начальник! Так как открыть эти двери? — Спросил Альтер, но так и не дождался ответа. На лица их стражи были нацеплены капюшоны, словно они были никем и ничем.

Двери башни… Они сразу же заворожили его. Величественные, ажурные. Тут и там на них были фрески с никому неизвестными сюжетами. А вот здесь выступают горгульи, а тут в лестницу выстраиваются черепа…

— Наверное нужно подойти ближе, — сказала Эленмер.

И они подошли.

— Наконец… — сказала тихо Вивай.

Ее изящная рука коснулась двери, а хвостик завилял.

— Все нериты такие? Ну… с причудой? — спросил вслух Альтер.

— Тот же вопрос у меня к эльфам. — пошутила Эленмер.

Позади послышались переговоры. А затем отсчет.

Три…

Крау повернулся первым.

Два…

В этот миг его сердце остановилось. Оно было разбито, растоптано и уничтожено.

Один…

Арбалеты сделали залп, но их едва было слышно из-за грома.

Тела упали на землю без лишней грации. Крау потянулся рукой к Черной стали, схватился за нее и успел лишь прошептать:

— Ричард…

Через несколько минут пришла Фидель. Воинский расчет отсалютовал ей, а она ответила им коротким кивком. Она подошла к телу Крау, села рядом и коснулась его лица.

— Прости меня.

Слезы или дождь наполнили ее глаза?

— Пожалуйста, прости…

XXXIX. Падение

Иногда я думаю о смерти. Иногда она кажется мне такой жестокой… почему? Почему единственное во что я могу поверить, так это в то, что после смерти меня ждет лишь пустота? Почему, несмотря на существование стольких сверхъестественных вещей, все равно в конце мне чудится мрак без капли света? Словно в нас, изначально бессмертных существах, был заложен страх, который невозможно побороть…

«Возвращение к праху…»

Когда-то мне казалось, что я уже ничего не боюсь. Ну умру я и умру. Что с того? Не буду думать о всякой чепухе. Не буду делать все эти неправильные вещи…

Когда я так думал, я был очень далек от смертного одра. Но теперь… теперь все по-другому. Я как никогда близок к таинству смерти. Успею ли я увидеть хотя бы врата этой загадки, прежде чем мои глаза навсегда сомкнуться? Не для того ли я и шел в башню?

Нет.

Я отправился сюда, потому что хотел увидеть. Хотел прозреть.

Сейчас это вызывает улыбку. Ведь вместо прозрения, еще более густая пелена обволокла меня.

* * *

Последние недели были пусты, как души тех, кто создал Кафиниум. Пустые стены, пустые коридоры. Потолки низкие и высокие. По холодному полу цвели паутинки светящихся проводков. Каждый раз, когда я наступал на один из миллиона пучков, волна яркого света расходилась от точки соприкосновения. Я был сердцем, заводящим пульс жизни в этом злачном месте.

Всегда приходилось идти почти на ощупь. Каждый раз, когда я решал, что заблудился в этой бесконечной темноте навечно, синий луч света появлялся на горизонте и провожал меня к началу следующего цикла.

Если кто-то пытается свести меня с ума… у него не получиться. Я намерен идти до самого конца и разум мой будет ясен, как неисписанный папирус. Я буду считать каждый свой шаг, каждую ступень, каждый световой пучок. Тот, кто задумал такое издевательство наверняка думает, что я не знаю таких огромных чисел, что смогли бы описать эту мрачную структуру. Но я их знаю. Я могу считать до бесконечности.

Фиолетовые провода пульсируют розовым.

В голове струились каскады узоров, создаваемых этой вульгарной сетью, и каждый я запоминал до мельчайших деталей. Треугольник, перетекающий в ромб, закованный в окружность. Квадрат, рассеченный овалом, вырастающий в объеме по ту сторону пола.

Даже там, где мозаика казалась случайно распутанным клубком я находил связи. Вся жизнь состоит из таких связей. Иногда случайных, а иногда задуманных специально. Умеющих «читать» эти связи, мы называем пророками, но так ли сверхъестественны их силы на деле? Скорее всего они просто не обделены даром индукции.

Каждый раз, когда я забывал, как меня зовут, я напевал строчки из песенки, которую сочинил в детстве мой брат:

Никогда не спи ты с краю,

Мой в кроватке милый Крау

Иногда подолгу я вел беседы с Рондо. Он отвечал мне не в своей привычной манере, а так, как я бы хотел, чтобы он мне ответил. Спорить с собой я никогда не умел, а потому мне легко удалось убедить Рондо в отсутствии его «Бога» и в присутствии моего.

Мой Бог — это судьба.