Ольга-чаровница и змиев сын (СИ) - Кузнецова Светлана Алексеевна
Вскрикнул где-то рядом змеелюд, эхом по миру грез прокатилось неистовое ржание. Выдернутая из кошмара тварь — отвратительная, мерзкая, гадкая огромная ящерица с песьей головой — вцепилась-таки в плоть врага, готовясь высосать из него жизнь. Снежен не сожалел об убийстве родича, но теперь хотел бы его воскресить, чтобы умертвить более жестоко. Во всем триедином мире, долине грез и болоте безвременья, омывающем со всех сторон океане, вобравшем неисчислимое число миров, нашлось бы совсем немного существ, являвшихся абсолютным злом. Тварь из кошмаров была именно им. В реальности удавалось разглядеть лишь нечеткий силуэт, но в грезах тварь оказалась страшна, а еще дальше — Снежен уж сам запутался каким чудом ее видит — представала скелетом глубоководной рыбы с кое-где сохранившейся гниющей плотью и хоботком, на конце которого светил зловещий единственный пурпурный глаз, источая вокруг болотную зелень.
А потом пришлось охнуть уже ему. Стоило отзвучать последним звукам имени, чаровница развернулась и резко отпихнула его, очень ловко попав по животу, вышибив из груди весь воздух. Снежен проклял собственное намерение отправиться сюда, не поменяв обличия — инеистого змия пинком не победить, тем паче человеку — рухнул на колени, хватая ртом воздух и пытаясь отдышаться.
Небесный огонь сорвался с пальцев чаровницы и унесся в сторону твари, вслед ему устремились вихри, огненный смерч, целый водопад воды, а в довершении — имя, которое Ольга запомнила с первого раза и произносила нараспев, с каким-то жутким и вместе с тем красивым присвистом.
Тварь выпустила из пасти змеелюда и бросилась на нового врага.
— А вот это уже мне не по нутру! — воскликнул Снежен и, заслонив человечку собой, ударил чудовище в песий нос… или глаз …или все равно куда. Главное, попал. И чувствительно!
В следующий миг Снежен понял, что от ответного удара увернуться уже не сможет, успел помянуть дурным словом братца и собственную глупую беспечность, но в этот момент последний звук имени достиг особенно высокой пронзительной ноты и погрузил все сущее во тьму и тишину.
Если бы Снежен не обладал обонянием, какому любой позавидует, мог бы сказать, что Кощей лично явился сюда, дабы порядок навести. Но нет. Так отреагировала Навь на приход чудовища из грез и последующее его уничтожение. Чудовище унесло в глубины сновидений, разорвало или сожгло — неважно, главное, не вернется.
Рядом раздались приглушенные ругательства, а затем чаровница пребольно отдавила Снежену хвост.
— Да что ж сегодня за день-то такой?! — возмущенно воскликнул он.
— Ночь, — с ласкающим слух ядом, разлившимся в голосе, поправила чаровница.
Без какого-либо предупреждения вспыхнул яркий свет. Когда Снежен проморгался, Ольги рядом уже не оказалось. Она стояла на коленях возле змеелюда и что-то тихо шептала затаившемуся в нем болотному существу. Облачко сиреневого пара сорвалось с ее ладоней, впиталось в обессиленную плоть. Тотчас уродливая рана на груди змеелюда перестала кровоточить и затянулась. Только мало было усилий этих. Жизнь покидала изувеченное, отравленное тело, и поделать с этим ничего уж не вышло бы. Почти. Однако Снежен не мог придумать повода вмешаться. К чему бы?..
Почувствовав, что за ней наблюдают, чаровница резко обернулась и в упор глянула на него.
— Либо убирайся, либо помогай, — сказала она, и у змия мысли не возникло поставить условие.
«Хотел бы я знать, как Горан заполучил такую… — думал он всю дорогу, пока, наконец-то приняв змиево обличие, нес чаровницу со змеелюдом обратно в селение. — Ведь ясно же: такая не ищет защиты или силы, сама кого угодно скрутит в бараний рог. Хитростью? Полно! Горан никогда не отличался изворотливостью ума, а вот яростью и чувством собственности — очень даже. Вряд ли подобное по вкусу хоть кому-то, себя уважающему. И почему она здесь одна?..»
Мысли скакали в голове, подобно табуну бешенных водяных коней, к которым спасаемый принадлежал в определенном роде. По идее, один запах существа с горячей кровью в жилах, должен бы ярость холодную породить, однако держался, даже не злословил.
Указания к реке лететь Снежен почти не расслышал. Ольге пришлось повторить несколько раз, еще и уколоть жаркой искрой, привлекая внимание. В результате обозлившийся инеистый змий сбросил ношу в реку, но, оказалось, именно этого от него и хотели.
Глава 18. Ольга
Видимо, она разума лишилась, ведя себя столь неучтиво с инеистым змием, ведь то, что спускал Горан, сейчас с рук могло и не сойти. Вот только времени совсем не осталось, чтобы разговоры вести и слова подбирать. Впрочем, Ольге было почти все равно: она победила. Безразличным казалось даже то, что она стояла по пояс в воде — стихии полностью водяному духу подвластной — и помогала этому самому духу, на дух людей не терпящему, без лишних неудобств покинуть тело змеелюда. У самой водяной кромки застыла Мириш в сопровождении трех жителей селения. Они ждали, когда можно будет вытащить Ольгаша на сушу. Прочие ротозеи — даром что змеелюды, а ведущие себя, как голытьба деревенская — сгрудились поодаль от них, к реке не приближались, но и по своим делам разбредаться не спешили. Совсем как люди, которым делать нечего, а повод посудачить лишний раз пригодится.
— Ольга… — в который уже раз позвала вужалка.
— Нет. Рано.
Ольга не знала, почему хотела спасти это кровожадное существо. Должно быть, просто не желала смиряться с гибелью того, кто готовился пожертвовать собой ради маленькой девочки?
Едва различимое на фоне воды черное облачко зависло над телом змеелюда, кто-то ахнул, но не было времени оглядываться. Ольгаш напрягся, дернулся, едва не выскользнув из пальцев, и распахнул глаза. Из его взгляда уходили муть и зелень, он становился темно-серым, какой сыну земли и положен, а в непосредственной близости, в сгустке тьмы запылал иной. Два бирюзовых огня сверлили Ольгу, словно вознамерились вынуть из нее душу.
— Кинешься?
Тихий шелестящий смешок ответом, тотчас сменившийся глухим рычанием.
Мрак и не думал рассеиваться, он сгустился еще больше, став плотным, текучим, и наконец преобразовался в гибкую шею, в вытянутую лошадиную морду, в острые — куда уж волчьим? — зубы и в длинную гриву, купающуюся в воде. Красавец! Мечта воплощенная, гибельная.
На Руси ценили лошадей и пересказывали легенды о чудом прирученных духах ветра и водяных конях-убийцах.
«Всегда ли убийцах?» — мелькнула заполошная мысль. Наверняка именно она приходила в головы всем, кто с незапамятных времен садился на таких скакунов, но Ольга не стала думать об этом. Она, в конце концов, спасла это существо, так неужели хотя бы прикоснуться не позволит? Он ведь разумен…
В следующий миг Ольга вскрикнула. Сомкнувшиеся на плече пальцы обожгли холодом, заставили сморгнуть, испугаться, задуматься, чего же она творит, и скинуть, наконец, наваждение.
— Эгей! Прыткая какая! Не так быстро, — усмехнулся на ухо инеистый змий, принявший людское обличие. Впрочем, под этой личиной он отличался от человека, как седые ночи севера от южного позднего вечера.
Он стоял за спиной невыносимо близко, а по воде плавали прозрачные льдинки, и неважно, что вокруг было лето красное. Лишь увидев их, Ольга осознала, что у нее зуб на зуб не попадает.
«А каково змеелюду?!» — встревожилась она. Вряд ли Ольгашу нравилось купание в ледяной воде.
— Проваливай уже, тварь болотная! — напутствовал… Снежен. Вот теперь Ольга вспомнила, где и когда его видела.
— Так это не ты лярву вызвал? — пар вырывался изо рта всякий раз, как слова произносила.
— Лярву… — фыркнул Снежен. — Тот, кто слишком много на себя взял, уж в иных чертогах ответ держит.
Ольга задержала дыхание.
— Я помощник, спаситель твой… — заявил Снежен донельзя самодовольно.
Плечи закаменели окончательно. На языке сосулькой повисла злая отповедь — вот-вот сорвется. Но… Наверное, стоило извиниться. Ольга ведь думала, что к ней виновник прилетел.
