Ольга-чаровница и змиев сын (СИ) - Кузнецова Светлана Алексеевна
Водяные духи из-за грани испытывали ненависть ко всем, в чьих жилах текла теплая кровь, но к людям — особенно. Обычно они бездумно набрасывались на любого человека, встреченного ими на пути, а если не могли до него дотянуться, заманивали в воду, увлекали за собой в пучину, а потом разрывали на куски.
«Странно. Почему же я пока жива? — подумала Ольга. — Неужели Ольгаш, тело которого занял водяной, смог как-то повлиять на него?.. Впрочем, водяные духи отнюдь не тупы, и, если убийство несет меньше выгоды, чем временное сохранение жизни, они смирятся с существованием даже самого ненавистного врага. Убей он меня в селении, змеелюды тотчас бросились бы на него. Даже если бы существо сумело отбиться и сбежать, расходовало бы слишком много сил: усталым с тварями из кошмаров не повоюешь. А так можно взять человечишку в заложники, тем паче, Мириш во всеуслышание объявила, что я нахожусь под ее защитой. До и тварь еще нужно приманить».
На очередной кочке, когда можно было сделать вид, будто бесчувственное тело шевельнулось само, Ольга качнула ногой. Та послушалась, но вырываться и спасаться бегством было рано. Сейчас и Ольгаш, и дух, и сама Ольга преследовали одну цель: уничтожить кровожадную тварь, застрявшую меж грезами и Навью.
Ольгиш предложила свою дружбу водяному духу и тем спасла селение. Он не отступится, будет хранить и защищать, но, несмотря на это, существо было из-за грани, а значит, нуждалось в проводнике — теле, которого займет — и еде.
«Быстро же удалось раскрыть эту загадку, жаль, с собственным существованием пока ничего неясно» — посетовала Ольга.
На тихий смешок она не обратила внимания.
«Окончательная гибель Ольгаша повлечет смерть водного духа, ведь от реки мы отошли порядком далеко, — размышляла Ольга. — Однако даже если у меня получится уничтожить его, кто станет сражаться с тварью? Допустим, Горан отыщет инеистого змия, призвавшего чудовище, и убьет (вряд ли на подобное стоит рассчитывать, но вдруг), это не развеет опасности, а лишь сделает тварь уязвимой. Без знания имени у меня не будет ни шанса. Более того, даже узнай я имя, нужно время, чтобы его выкрикнуть».
— Хороша! Сильна!.. — казалось, произнесено было прямо над ухом. Ольга вздрогнула от неожиданности и тем выдала себя с потрохами. — Не думал, будто оправишься столь скоро. Открой глаза, что уж теперь скрываться?.. Горяча…
Ольга вздохнула и повиновалась.
— Сбежать не сможешь, я быстрее.
— Не сомневаюсь, — процедила Ольга. — Может, хватит мной елозить по земле, раз я в состоянии идти самостоятельно?
«Надо же! — подумала она. — Водяной дух снизошел до разговора с человеком. Никто ни разу даже не упоминал о таком!»
Ольгаш замер на мгновение, затем отпустил ее ноги и прошипел:
— Ну, попробуй.
Подняться удалось не то чтобы с легкостью, но и не превозмогая себя. Чуть качнуло, пришлось схватиться за ближайшую корягу, но головокружение быстро прошло.
— Хороша… Сильна, — повторило существо, — хоть и горяча. Чароплетша…
— Чаровница, — поправила Ольга: то, что ее жизнь не стоила ничего в глазах этого существа, еще не значило, будто она позволит оскорблять себя пренебрежительным словом, которым величали ярмарочных трюкачей.
— Дерзкая… жаль, не убил… — и, помолчав немного, существо добавило: — Хорошо, что не убил.
— Неужели? С каких пор водяной конь идет бок о бок с человеком, своим извечным врагом и добычей? — поинтересовалась Ольга.
Ольгаш фыркнул:
— Угадала. До нынешнего момента еще ни одного человека в Нави живьем не встречал. И никого не знал, кому бы змий клыки ввел в плоть, ядом кровь отравив, цель не убить, а защитить преследуя.
Ольге от такого объяснения захотелось выругаться, как можно грязнее, но вряд ли водяной оценил бы.
— А Горан горячий… ненавижу огонь, но и холоднокровный. Смесь, сводящая с ума. Ты тоже сводишь, — сказал водяной и блеснул мутно-бирюзовыми очами.
«Интересно, каковы они без примеси серого змеелюдского цвета? — невольно задумалось Ольге. — Наверное, подобны океану в безоблачный ясный день за час до гибельного шторма».
— Зачем я тебе? — спросила она, ожидая, что, если ответит, точно не солжет.
— Пригодишься. Будешь жить.
От неожиданности Ольга остановилась и тотчас получила сильный удар по пояснице змеиным хвостом.
— Позаботишься об этом теле, я-то не смогу.
— Но почему?! — вырвалось у Ольги.
— Ты не слышала, как она поет. Глупая человечка. А теперь она плачет. Из-за брата.
— Ольгиш?..
Музыка — единственное, что могло покорить эти создания. Причем все равно, голос ли будет звучать или флейта. Моряки издревле брали на борт музыкантов — петь и играть во время самых жестоких штормов.
— Я помогу, — пообещала Ольга, — но ты ведь не поверишь слову.
— Вы, человечишки, лжете, как дышите. Но ты поклянешься своим змием.
— Нет! — возразила Ольга. — Способностью чары творить, бессмертной душой, посмертием и чем еще тебе угодно, но не Гораном!
Отвратительный шипящий звук, напомнивший шуршание чешуек по стеклу и одновременно журчание ручья, растекся по всему лесу — не сразу Ольга поняла, что водяной дух рассмеялся.
— Чарами, говоришь?.. Никогда не видел человека, влюбленного в змиюку… Чего задрожала?
Дыхание действительно сбилось, а по телу прошла волна жара.
«Влюблена?.. Влюбленность не может длиться столь долго. Все намного хуже», — подумала Ольга, а вслух заметила, вызвав новый приступ шелестящего хохота:
— Вообще-то я, отказывая, готовилась к взрыву ярости и неминуемой смерти.
— Ты забавная. Для чаровника нет ничего страшнее, чем лишиться своей силы, не так ли? — водяной дух хоть и спрашивал, но наверняка знал ответ и без подтверждения.
— Так… — ответила Ольга и сглотнула, голос ожидаемо дрогнул.
— Душа и посмертие тоже важны, но вы — твари с горячей кровью, путешествующие из мира в мир — живете одним днем и не задумываетесь о будущем. Поклянешься чарами, обманешь… — и, считай, калека…
— Именно так. Я согласна.
— Пусть будут чары, змииная чаровница, Ольга.
Глава 17. Снежен
Снежен возлежал на троне во дворце на вершине самой высокой из хрустальных гор, помахивая длинным подвижным хвостом с кружевной кисточкой смерзшихся и покрытых инеем волос на конце. Он обожал и эту кисточку, и свой хвост, и себя, и холодное безмолвие вокруг, а еще ему нравился вид распластанного, изнемогающего от бессильной злобы, ненависти и леденящего ужаса соплеменника. Тот не нашел сил даже скинуть змииное обличие, так и валялся грузной отвратительной тушей. Его тело, казалось бы, созданное из темного льда, теперь выглядело грязным талым сугробом перед окончательным приходом весны.
Инеистый змий Снежен отнюдь не ненавидел это время года. Он попросту не понимал прелестей ни весны, ни лета, ни ранней золотой осени: жарко настолько, что покрываешься липким потом; суматошно — ведь кто только ни вылезает из-под снега с его таянием, не говоря о всякой гадости, оставшейся с осени; вонюче, поскольку от разнообразных запахов постоянно свербит в носу…
— Ты признаешься, наконец? — рыкнул Снежен.
— Не было еще такого, чтобы ради чужака так поступать со своими, — ответил поверженный.
«Надо же, огрызается», — подумал Снежен, усмехнулся и почти пропел:
— Не ради чужака, только лишь для себя. Думаешь, как долго я терпел бы, что некто из дальних родичей власть мою попирает, сам на старшинство покушается? Небось, уж представлял, как на мой трон взберешься?
«Братец мой огненный, Горан, умеет прищемить хвост, а уж когда еще и родич подгадит, не остается ничего, окромя как вспомнить, что и сам не лыком шит», — мог бы прибавить Снежен, но не захотел.
— Повелитель… помилуй…
«С Гораном я, признаться, не могу ничего сделать, но вот родича всегда приструню», — не обращал он внимания на воззвания к пощаде. Слишком много гадостей наговорил этот грязный сугроб пока его — Снежена! — по колени в сыру землю вгонял и ждал, будто вот-вот его победа наступит.
