Меч, павший в глубины отчаяния (СИ) - Ступников
— Тебе лучше задать такой вопрос слепому человеку, ведь только он способен увидеть истинную красоту.
— Выходит, мне нужно выколоть тебе глаза? — промолвила та, посмотрев с недоумением на странника.
— Ты слишком буквально воспринимаешь мои слова, — выказал тот, отряхивая одежду от грязи, — это значит, что красота — изощрённое понятие, которое каждый трактует по-своему. И я не знаю, можно назвать тебя красивой или же наоборот, нет.
Закатив глаза, дух осуждающе произнес свою грандиозную речь:
— В наше время дети такие странные, не могут уже сказать «да» или «нет».
— Выбирай то, что тебе нравится, и не заморачивайся.
— Мне ничего из этого списка не нравится, так что я должна выбрать по-твоему? В любом из них я убью тебя.
— Ты же недавно сказала, что я почтенный гость…
— И да, и нет. Для госпожи — так, для меня все наоборот.
— О, мг, я все понимаю. Но зачем ты тогда задаешь вопрос касаемо своей красоты, если не хочешь слышать ни лести, ни мести?
«И правда, зачем?» — задумался мстительный дух, отводя взгляд куда-то в бок. Не прошло и минуты, как тот осознал, что для ответа придется покопаться в своих воспоминаниях.
— Потому что хочу найти истинную причину того, что со мной так поступили.
— Как именно?
— А ты не видишь? — выказала та, намекая на свой разрезанный рот.
— Вижу. Расскажи, кто это сделал, и я ему сам искромсаю лицо!
Женщина пыталась посмеяться, но по звучанию это больше напоминало какой-то неясный хрип.
— Малец, а ты много на себя берешь.
— Так я правду говорю, мне ничего не стоит наказать того, кто так жестоко обошелся с тобой.
Прикрыв лицо веером, дабы не показывать своей отвратной улыбки, та опечалено произнесла:
— Достойно похвалы, парнишка, вот только человека, что изувечил мое прекрасное лицо, а вскоре заставил пойти на необдуманный поступок, более нет в живых, ведь я самолично убила его и отправила в преисподнюю.
— Ого, — восхищенно выказал Юцуна и продолжил, — а это было неожиданно. Ты казалась мне высокомерной госпожой, что только возмущаться и может, но постоять за себя — ни в раз. Мне даже захотелось послушать твою историю до конца.
— Правда так интересно?
Юцуна закивал головой, как отважный герой, что выслушает историю своего пострадавшего.
— Какой любопытный, — высокомерным голосом выказала женщина, но в нем чувствовалось некое облегчение, словно Кутисакэ-онна ждала вечность, коль не больше, дабы поделиться с кем-то сим преданием, — но, так уж и быть, окажу тебе услугу за твою смелость и поделюсь ею.
Сомкнув веер да присев поудобнее (как только это располагали условия), любезным жестом она предложила сесть и страннику, тот отказался. Но, в конечном итоге, после долгого ожидания женщины, он вынужден был присесть и выслушать её рассказ.
— Как ты мог уже заменить, сами по себе мои черты лица красивы настолько, словно их слепил сам Будда, и, ясное дело, у меня было как уйма завистниц, так и много тех, кто восхищался моей красой. Я была примером подражания для женщин и объектом воздыхания мужчин. Хотя я часто наблюдала пристальные взгляды девушек, что походили на влюбленный, не думала об этом. Так вот, одному из богачей, довольно красивому на вид, посчастливилось скрепиться со мной узами брака. Вопреки тому, что был он по договоренности между нашими благородными кланами, тот простак любил меня, не видя предела. Тогда же я узнала, что он не просто обожал меня, а был одержим. Как ты мог уже запомнить, я — настоящая красавица, и уж точно не могла ждать того, что получу удар в спину от своего поклонника. С целью обезобразить мое прекрасное личико да отвадить других мужчин, что всяко были лучше него, тот изрезал мне рот. Не смирившись с утратой своего богоподобного лика, я была вынуждена уйти с позором, утопившись в одной из рек, что известна всем как Шиаванами, а более того, в честь меня несет фразу «и смех и грех».
«Почему этот рассказ прозвучал так, что она захвалила себя даже будучи с разорванным ртом, — колеблясь, раздумывал странник. — Попытка внушить это себе, мне или просто завышенная самооценка?»
— Да, нелегко тебе пришлось, — стараясь не показывать своего недоумения выказал странник.
— Теперь-то понимаешь, насколько тяжелый путь мне пришлось пройти, и какой чести ты удостоился, раз сидишь со мной в одной пещере?
«Как сказать ей о том, что «и смех и грех» совсем не о том, как умерла прекрасная госпожа, коя несла всем радость и потеху, а о грешнице-самоубийце, прославившейся своим эгоизмом и высокомерием, да свела свою идеальную процветающую жизнь с концами?..» — раздумывал тот, но, решив не подливать масла в огонь, забыл о задуманном.
— О, да. Я осознал, насколько неподобающе вел себя с Вами, великая госпожа, — сдерживая смех, продолжал, — каюсь.
Стукнув парня веером по макушке, женщина вопрошала:
— Смешно тебе, да? Может мне разрезать тебе рот, как всем своим жертвам? — угрожающе выказала та, показав шипы опахала.
— Откуда здесь появились шипы?
— Ты ведь не видел его обратную сторону, почему так удивился? Бегать с ножом или ножницами за жертвой не сделает мне репутации, а вот веер прибавит мне элегантности и изысканности.
«Да уж, женщина с разорванным ртом, бегающая за тобой с опахалом, это очень аристократично», — тяжко вздыхая, держал мысли в своей голове Юцуна.
— Именно поэтому и удивился.
Женщина не понимала такой реакции парня, потому, поднявшись с пола да прихватив светоч обратилась к мечнику:
— Как тебя зовут, парень?
— Юцуна.
— Хорошо, Юцуна, вставай. У меня осталось мало времени, поэтому проведу тебя хотя бы немного.
— Торопишься сопровождать других странников, что попали в подобную ловушку?
— Что-то вроде того.
Мечник поднялся и последовал за Кутисакэ-онной. Они перекинулись парочкой словечек да замолкли. Через время, женщина вопросила:
— Ты самурай? — указав на катану.
Парень кивнул.
— Из какого рода?
— Янагивара.
— Так вот в чем дело, — недовольно выказала та, что даже глаз задергался, — а я-то думаю, в кого ты такой человек. Гены берут верх.
— Ты уже встречала кого-то из моего клана?
— А как же. Янагивару Мэй я не забуду никогда. Эта женщина мне до сих пор должна тридцать три тысячи нан.
Названная цена заставила странника содрогнуться в ужасе. В его главе лишь прозвучало осуждающее: «С какой целью вам нужны были такие деньги?»
— Это моя прабабушка.
— Раз уж признаешь, так может вернешь мне этот должок?
— Разве мертвецам нужны деньги?
— А ты думал, что нет?
— Конечно, зачем они там вообще?
Призадумавшись, та лишь выказала:
— Ничего ты не смыслишь в жизни, мальчишка, — продолжила та, доставая из-за своего
