Ричард Байерс - Нечисть

Таммит протянула дрожащую руку. Она знала, что пленница ничем не может облегчить её беду, но Ильдра могла хотя бы поговорить с ней, подержать за руку или, возможно, обнять. Хоть немного простого человеческого тепла, хоть немного общения с кем-то, кроме безжалостных мучителей, — уже лучше, чем ничего.

Но при виде её искалеченного тела Ильдра вздрогнула, судорожно всплакнув, повернулась и забилась в угол. Она присела и отвернулась, вновь отгораживаясь от окружающего мира.

— Сколько раз я о тебе заботилась? — воскликнула девушка. — А теперь ты поворачиваешься ко мне спиной?

Но не только Ильдра её предала. Всю свою жизнь Таммит заботилась о других. Об отце, пьянице и игроке. О брате-идиоте. И что же она получила в ответ? Даже Барерис, клявшийся в любви к ней, отверг её и последовал в дальние страны за своей мечтой, за золотом и приключениями.

Таммит осознала, что стоит на ногах. Пусть её все ещё мучила жажда, а в глотке пылал огонь, девушка стряхнула с себя слабость. Гнев дал ей силы.

— Посмотри на меня, — бросила она.

Её голос был резким, словно щелчок хлыста, и подействовал так же, задев что-то в сознании девочки. Выйдя из оцепенения, Ильдра начала было поворачиваться, но затем стряхнула с себя её власть.

— Хорошо, — произнесла Таммит, двинувшись вперед. — Сделаем это жестко.

Она не знала, что именно с ней происходит. События, подгоняемые мгновенно охватившей её яростью, слишком быстро сменяли друг друга. Но, когда её верхние резцы закололо и они удлинились, превратившись в клыки, Таммит наконец-то все поняла.

Осознание происходящего повергло её в ужас, слегка приглушивший ярость — но не жажду. «Я не могу поступить так!» — подумала она. «Я не могу быть этим. Ильдра — мой друг».

Девушка застыла на месте, борясь с охватившим её порывом. Поначалу ей казалось, что она побеждает, но затем её тело взорвалось облаком летучих мышей, похожих на тех вызванных заклинанием тварей, что атаковали её ранее. Мир изменился. Зрение, которого ей так не хватало ранее, стало куда менее важным, чем слух и способность улавливать эхо собственных отраженных криков, но её сознание, разделившись, изменилось куда больше. Она полностью осознавала себя, управляясь с дюжинами тел с той же легкостью, что и с одним, но кое-что все же исчезло — наверное, её совесть или способность к сопереживанию и самоотречению. Сейчас она была просто хищником, и летучие мыши набросились на Ильдру, словно стрелы.

К удивлению Таммит, рабыня, вместо того, чтобы по обыкновению беспомощно съежиться, попыталась дать ей отпор. Размахивая руками, она хватала летучих мышей, швыряла их об стены или сжимала, словно тряпку для мытья посуды, с такой силой, что непременно раздавила бы их, будь на их месте обыкновенные животные. Хотя Таммит это поначалу показалось очень больно, настоящего вреда действия девочки ей не причинили.

Вцепившись в рабыню, она вонзила свои многочисленные клыки в её вены и артерии. Удовлетворяя свою страсть, Таммит воистину наслаждалась происходящим, и, когда она наконец насытилась, чувство облегчения не стало слабей.

Вскоре Ильдра обмякла и прекратила сопротивляться. Выпив девочку досуха, летучие мыши взлетели. Они закружились друг вокруг друга и растворились, превращаясь в единое целое — её тело, на котором теперь и следа не было от тех ран, что уродовали его раньше.

Но от этого ей не стало легче перенести то раскаяние, что нахлынуло на неё вместе с восстановлением оригинальной формы. Вина обрушилась на неё, словно удар молота, и девушка почувствовала, что внутри неё зарождается стон боли.

— Замечательно, — произнес Ксингакс.

Она посмотрела наверх. Теперь, когда он развеял скрывавшие его чары, она увидела, что он, как она и подозревала, все время наблюдал за ней через дыру в стене.

— Я думаю, что, испытав это, — продолжал он, — ты поймешь, что можешь оставаться разделенной в течение долгого времени. Уверен, что вскоре ты обнаружишь у себя ещё кое-какие необычные способности, что отличают тебя от обыкновенных вампиров

— Почему ты не ответил, когда я звала тебя? Почему не предупредил меня раньше?

— Я хотел увидеть, насколько далеко заведут тебя инстинкты. Это многообещающий знак, что ты смогла воспользоваться столькими своими способностями и взять свою первую жертву без какого-либо руководства свыше.

— Я убью тебя, — произнесла она. Приняв решение, Таммит вдруг поняла, что ей даже не придется менять форму, чтобы сделать это. Там, наверху, Ксингакс был полностью беззащитен. Бросившись к стене, девушка начала карабкаться вверх, словно муха. Это было не сложнее, чем идти по горизонтальной поверхности.

Таммит успела проделать часть пути, когда её вдруг охватила тошнота и головокружение. Её ноги и руки потеряли способность держаться за стену, и она рухнула на пол. Будь она прежней, то от этого падения наверняка переломала бы себе все кости, но её новая ипостась даже не была ошеломлена.

Когда неприятные ощущения начали проходить, Ксингкс произнес:

— Неужели ты и вправду думала, что мы наделили тебя такими силами, не убедившись в том, что ты будешь использовать их так, как мы захотим, а? Боюсь, доченька, ты все ещё рабыня, или в лучшем случае вассал. Если тебе станет легче от этого, то и я, и Красные Волшебники — тоже, но, пока мы следуем правилам, нам предоставляют хорошие условия для службы, а через несколько десятков лет мы можем рассчитывать на неплохую награду.

Глава 8

30 Миртула, год Возвышения Эльфийского Рода

Дельхумид в лучах луны мерцал, словно сломанный скелет. Осадные орудия и боевые заклинания древних мятежников разрушили зубчатые стены и сровняли с землей башни, а все, что уцелело после их нападения, раскрошило и выскоблило время. Но все же мулхорандцы строили свой провинциальный оплот на века, и многое осталось почти невредимым. Барерис легко представил, каким гордым и изобильным был этот город в прошлом, и поэтому нынешнее запустение показалось ему ещё более пугающим.

Юноша гадал, только ли игрой воображения можно объяснить то, что он чувствует пропитавшие это место миазмы болезни и угрозы. В любом случае, его спутники определенно тоже что-то ощущали. Гноллы рычали и бормотали. Один из них сжал медный амулет с изображением топора и взмолился к своему божеству о милости.

Раз уж его длинный язык завел их настолько далеко, Барерис не собирался давать им потерять голову. Его заклинание, как и раньше, позволило барду обратиться к гноллам на их родном рычащем и лающем наречии, и юноша произнес: