Татьяна Мудрая - Меч и его Король

— Неправда! Почему ты отдал меня моим кавалерам, а не брал сам? У меня и до Эрмина были возлюбленные. А с твоей стороны — ни звука, ничего.

Она была права: ей я позволял то, чего никак не мог разрешить самому себе. И знал, что Зигрид о том знает.

Она тем временем продолжала:

— А этот, последний… Он казался такой хорошей игрушкой. Весел, неистощимо изобретателен, рыцарствен. Был с виду так предан, так предугадывал малейшие мои желания.

— Под конец у него появились зачатки собственной воли. Очень жаль, — сказал я сухо. — Я имею в виду, что покушение на меня он совершил не по твоей подначке, напротив. Теперь, если калеку понадобится выставить на помост и подвергнуть квалифицированному обращению, прольётся слишком много дамских слёз.

— Сам по себе он никто.

Голова и шея. Неужели правда?

— Любовника можно пустить на мужнино ложе, но не в мужнин несгораемый сейф с бумагами. Это ты под конец утвердила девочкину смерть?

— Нет. Только вначале намекнула о сестре, брате и братнином приятеле кое-кому… Боже мой, мне сказали только сейчас. Я вообще не того хотела. Эрмин внушил мне, что с Фрейей далеко не так серьёзно, как тебе внушает Барбе. Говорил, что одному знатному рутенцу…Уолту Рэли, да. Ему исполнение приговора на двадцать лет задержали и даже отпустили в морское плавание.

— В случае девочки — до Рутена, причем с младенцем внутри. Это всё?

Она кивнула.

— Как ты теперь меня накажешь? Ведь не как государственную изменницу, верно… И еще — не отдавай меня Тору, я того недостойна. Хватит мне и твоего братца по имени Бьёрнстерн.

— Идиотка полная, — ответил я. — Отпетая. Да пойми ты, наконец! Я хотел для нас и наших потомков такого царства, в котором никогда и ни у кого не поднялась бы рука на владык: ибо они и так платят собой за равновесие ближней земли. Царства, где нельзя казнить короля и возвести на эшафот королеву. Где будут почитать святость высшей власти — и живым её символам будет обеспечена отнюдь не безнаказанность, но хотя бы телесная неприкосновенность. И ещё…

Я поднял за подбородок, посмотрел ей в лицо. Зарёванная, взлохмаченные волосы, покрасневшие глаза…

И сказал еще:

— Я тоже виноват, потому что оставил тебя на съедение твоим демонам. Испохабил тебе жизнь всеми этими детишками: роды, кормление, болезни, капризы и причуды, в которых ты погрязла, как в трясине… Так вот. Никакой мести. Я просто отпущу тебя, чтобы тебе идти по своему пути, который был мною нарушен, а сам пойду по своему.

— Пострижёшь?

— Если можно так выразиться. Надеюсь, мать Бельгарда тебя в конце концов примет. Во время прошлого визита она выразилась в том смысле, что управлять государством ненамного сложнее, чем образцовой конефермой.

Зигрид кивнула и собралась было идти, но я удержал ее за рукав.

— Погоди, я еще не всё сказал.

Потому что я… Я понял с пронзительной четкостью, кем она для меня была и кем остаётся.

— Я ведь другую королеву себе не захочу. Одна вина на двоих, одна и кара. Тоже пойду в монахи. Не сразу, естественно. Выберу преемника, сдам ему дела, с этими, которые дети орлиного племени, разберусь по-свойски. Не оставлять же дворец неприбранным.

Ее щеки вспыхнули алым.

— А теперь я могу…

— Можешь, — ответил я и поцеловал этот румянец.

А потом отпустил от себя.

Эрмин, хотя и под строгим арестом, поправлялся быстро. Лекарь говорил, что один глаз будет различать цветные пятна и даже некие контуры. Зато Дарвильи, хотя и вполне спасся от смерти, отходил от раны долго и трудно: в левом легком не переставало свистеть и хлюпать, так что лекари, опасаясь чахотки, пичкали моего брата нутряным жиром и сброженным кобыльим молоком. А поскольку я вовсе не собирался удирать с престола через день после моей супруги, мы часто и подолгу беседовали у него в комнатах.

О праздновании свадьбы моего нового наследника: ибо с государственной точки зрения, шинуазский эксцесс был не чем иным, как обручением или помолвкой.

— Как-то уж больно просто Фрейр согласился от всего отречься, — говорил я. — Имею в виду — Вестфольдец.

— Он никогда не хотел повторить твою судьбу, — пояснил Барбе. — И невольная вина перед сестрёнкой его тяготила. А, кстати, — почему отречься, если, скорее, приобрести?

— Рутенские братцы впечатляют простой народ гораздо более, — соглашался я, переводя разговор в несколько иную сторону. — Оттого что иноземцы. И рыжий. И ещё более — белый. Но это же не значит, что новый Фрейр научится успешно править, да еще через месяц-другой.

— Похоже, у него будет прекрасный первый министр, — усмехнулся Дарвильи. — И трое серых кардиналов, вернее — кардинальш.

— Кто этот Ришелье плюс Мазарини? Ты?

— Надеюсь, что нет.

И он улыбнулся, как всегда, чуть загадочно.

Обсуждали мы и не вполне раскрытый пока заговор. Мелкие и средние сошки, как всегда, затаились, а применить пытку или хотя бы пригрозить ею мы посчитали невозможным.

— Суть дела в том, что необузданность бывшей твоей супруги породила в неких знатных головах беспочвенные надежды. Господина ван Торминаль ей то ли подставили, то ли он сам навязался. Вот единственная светлая сторона их интриги: он довольно-таки умён и если сохранит голову на плечах, то кое-кто вроде тебя или твоих матриархов сможет извлечь оттуда немалую для себя пользу.

— Я подумывал о полном прощении с длительной епитимьей, — сказал я. — Пускай уж остаётся в своей личной тюрьме.

— Многие захотят верноподданнически оспорить твое решение.

— Тогда я вынесу его на ближайшую сессию всех трех палат, — ответил я. — И хорошенько присмотрюсь к тем, кто будет возражать особенно резко и клеймить цареубийцу в предельно крепких выражениях.

— Ты показал себя хорошим учеником езуитов, — рассмеялся Барбе. — С чем могу себя поздравить.

Мы оба уже решили, что я поступлю в распоряжение этого ордена и начну с послушания самому Дарвильи.

Обсуждали мы и участие в интриге моих верховных старух.

— Поначалу они забеспокоились, когда я сообщил о своём визите и его цели. Кто, как не моя матушка Эсти, понимал значение известной пословицы: готиец чует ливень за неделю до того, как Богу на небе поссать приспичит. Затем дамы угадали подкоп под их замечательный прожект и решили подвести кортрмину. Или так: безрассудство молодой королевы дало не одному Торминалю, но также им в руки козыри для весьма азартной игры. Возможность проткнуть заговор как надутый пузырь и одновременно увенчать дело воссоединения Верта с Рутеном так блистательно, как дамы и не надеялись ранее. Эрмина и компанию, по сути, переиграли на их же поле. Тебе, Кьяртан, осталось лишь грязцу подчистить.