Мария Гинзбург - Лес великого страха

– Где мы? – спросила Карина тихо.

– В гостях у Матери Рябины, – отвечал сидх так же негромко.

Ведьма недоверчиво покачала головой:

– А ты не думаешь, что нас просто прибрал местный князь? Соскучился в глуши и похитил нас для того, чтобы поболтать?

– Никто не пробьет круг Нэрда, – твердо ответил Ринке. – Кроме богини. Это большая честь для нас. Не бойся. Мать Рябина не злая.

– После того, что мандречены сделали с ее лесом… – пробормотала Карина.

– Если бы она сердилась, она бы тебя уже убила, – пожал плечами сидх. – Видимо, ей понравилась твоя песня и как ты обошлась с тем оврагом.

– Да, верно говорят – каждое пятое доброе дело наказывается уже в этой жизни, – пробормотала ведьма. – Слушай, Ринке, а тебе не кажется, что это все нам снится?

Сидх подумал немного.

– Нет, – сказал он. – Меня учили снохождению. Ощущения, когда душа какого-нибудь мага посещает тебя во сне, совсем другие.

Карина замолчала, погрузившись в раздумья. Фиолетовые кожаные штаны Ринке поскрипывали при каждом шаге. На зеленой шерстяной безрукавке сидха был вышит серебряный круг с кружком поменьше внутри. Круги соединяла косая линия. Изображение напомнило ведьме щит с умбоном. Также оно походило на заколку «змейка», если посмотреть на украшение сверху. Ниже вышивки находились два коротких слова, одно из трех букв, второе из четырех.

– Это твой герб и девиз? – спросила ведьма.

Ринке кивнул.

– Что он означает?

– Герб у нас такой старый, что никто уже не помнит, что обозначает эта завитушка. А девиз у моего рода неприличный, – признался сидх.

Карина хмыкнула:

– Да говори уже, ладно.

– Это призыв трахнуть повелителя всех орков и гоблинов в голову, – ответил Ринке.

Перед внутренним взором ведьмы появился лежащий на спине сидх и склонившийся к его талии огромный паук. Слышалось чмоканье и урчанье, как при работе большого насоса. Образ оказался таким ярким, что Ринке заметил его в ауре Карины. Сидх прыснул. Мужчина с факелом неодобрительно покосился на него.

– Не оральный секс имелся в виду, – давясь от смеха, вполголоса произнес Ринке. – А именно трахнуть его мозги, обмануть паука, запутать, испортить его способность мыслить, я не знаю как еще объяснить на мандречи…

– Я поняла, – тихонько ответила ведьма.

Сидх в сером толкнул дверь, украшенную причудливой резьбой, и махнул рукой, указывая ведьме и Ринке: «Вам туда». Ринке ободряюще сжал руку Карины в своей, и они вошли. Гости оказались в уютной небольшой комнате. Дверь за ними бесшумно закрылась. Ведьма огляделась.

В центре комнаты стоял круглый стол, на котором лежала завязанная в узелок скатерть. По бокам от стола находились два небольших бочонка – видимо, их использовали здесь вместо стульев. Стены были обиты тканью, расшитой весьма реалистичными изображениями дубовых листьев и проглядывающих между ними солнечных зайчиков. Карине на миг почудилось, что она снова оказалась на тропе, по которой двигался караван. В этот миг мандреченка поняла, что у стола стоят не бочонки, а искусно вырезанные из дерева имитации огромных желудей. В камине у дальней стены яростно пылали дрова, но жарко в комнате не было.

За столом лицом к вошедшим сидела женщина.

Ее высокое кресло было обито зеленым бархатом. Она была самой старой эльфкой, которую ведьма встречала в своей жизни. Впрочем, это было как раз понятно. Дети Волоса не оставляли в живых эльфов старше двухсот лет, а сам бунт случился около трехсот лет назад. Так что самый старый из виденных Кариной сидхов вряд ли отметил свой пятисотый день рождения. В Лихой Лес Разрушители, как эльфы называли Детей Волоса, входить не стали. Так что если даже предположить, что перед Кариной и Ринке сидела не богиня, а княгиня этой части леса, она вполне могла успеть отпраздновать свой не то что пятисотый, а восьмисотый юбилей.

Светлые волосы на голове женщины были убраны в бронзовую сетку. На алых, как кровь, рукавах нижнего шелкового платья зеленели вышитые узкие листочки. Верхнее платье эльфки из зеленой кожи, больше походившее на облегченный доспех, восхитило ведьму. На правом плече и слева на талии платье украшали россыпи крохотных рубинов в окружении темно-зеленых аппликаций в виде таких же, как на рукавах нижнего платья, узких листочков. Ведьма догадалась, что рубины символизируют ягоды рябины. Карина была уже готова поверить Ринке, что они оказались в гостях у богини. Но проверить все же стоило. Красный и зеленый могли оказаться всего-навсего гербовыми цветами этого рода.

– Приветствую тебя, Мать Рябина, – произнесла мандреченка почтительно.

– Хаел, Аммэ Рован, – добавил Ринке.

Ведьма надеялась, что хозяйка сейчас рассмеется и скажет что-то вроде: «Да ну что вы, какая из меня богиня. Я владею восточным берегом Квалмэнэн». Но женщина кивнула и сказала:

– Я тоже рада встрече с тобой, шеестер Коруна, и с тобой, головная боль Паука. Проходите, присаживайтесь. Прошу тебя и твоего спутника разделить со мной ужин.

– О, с радостью, – пробормотала ведьма.

Ее озадачило, что Мать Рябина знает ее настоящее имя, хотя, если подумать, удивляться здесь было нечему. Но значение обращения «шеестер» Карине было неизвестно. Также ведьма обратила внимание на то, что Мать Рябина не назвала Ринке по имени. «Но, с другой стороны, ведь не он же соединил края того злополучного оврага», мелькнуло у мандреченки. Они с Ринке направились к столу. Карина задумчиво глянула на скатерть.

– Это скатерть-самобранка, – сообщила Мать Рябина, заметив ее взгляд. Богиня улыбнулась восторгу, мелькнувшему в глазах гостьи.

– Положите на нее ладони и вообразите кушанье, которое хотели бы отведать, – продолжала Мать Рябина. – Если вы хотите не вареной картошки, а, скажем, пюре, то прошу вас, отчетливо представьте себе все ингредиенты яства.

Богиня говорила на мандречи без акцента, но пользовалась при этом оборотами и выражениями, которые Карина последний раз слышала от своей бабушки.

– Не стесняйтесь, – дружелюбно сказала богиня темных эльфов, видя, что гости оробели. – Если не получится с первого раза, мы свернем скатерть обратно и попробуем снова. Скатерть выполнит любые ваши пожелания, но надо научиться с ней обращаться. Мне, когда я впервые попросила у нее леденец на кленовом сахаре, скатерть выдала кленовую ветку…

Карина собралась с духом и прижала ладони к прохладному полотну. «Пусть будет борщ», подумала ведьма. Мандреченка зажмурилась и сосредоточилась на картинке – горшочек с геометрическим узором по краю, откуда валит вкусный пар. «Огненный, наваристый, с капусточкой и со сметаной…» – думала Карина. Как и советовала Мать Рябина, мандреченка представила все до мельчайших подробностей, включая деревянную ложку с выжженным на ней изображением ежика, которой ела в детстве.