Антон Карелин - Дорога камней

На мгновение Нож ощутил далёкий, неслышимый зову из ниоткуда, краткий, как мысль, и долго затухающий, как эхо в южных пещерах Ирдага, проеденных в скалах тысячелетним волнением моря Архар. Поёжился. Вздохнул. С нервами надо было кончать. Слишком многое ещё предстояло сделать, слишком многое было поставлено на карту. Не хотелось раньше времени сдавать, хотя путь его был действительно долог. От странника до убийцы, от жертвы до истца. Последние шаги давались все с большим трудом.

Высший Посвящённый отбросил все лишние мысли, усаживаясь на подушки, брошенные перед кроватью, склоняясь над дневником и начиная его читать.

17 ноября 229 г. ВЛ.

Сегодня семнадцатое ноября, и день рождения прошёл. Всю ночь пел ливень, и ветер бился в окна, помогая моей тоске. Я подумал и решил вести дневник. Что мне ещё делать? Попытки мои неуклюжи и слишком медлительны, я ничего не умею делать хорошо — только драться. И, наверное, воевать, ведь бой — это маленькая война.

Она подарила мне куклу. Мне — куклу. Разряженную, разодетую, тоненькую, так похожую на неё.

«Вручаю тебе то, что ценнее сокровищ Трона, брат мой: свою любовь, — сказала она, смеясь. — Пусть станет твоим талисманом и поможет тебе найти невесту, которая была бы достойна... Если не получится, и та, кого ты полюбишь, не будет тебе доступна, пусть твоей невестой станет кукла. Ты можешь делать с ней все что угодно — покрывать поцелуями, усыпать ухаживаниями её плечики и лицо, в общем, братик, — она твоя».

Все смеялись, думая, что это шутка, и называя шутку милой. Я стоял с куклой в руках и видел только, как она ластится к матери, а потом заметил, как смотрит на нас Отец, знающий все. Мне стало нестерпимо стыдно, и тут же я поклялся, что забуду обо всем и что отныне между нами будет только холод и вражда.

Потом, в темноте, когда все дети и приглашённые девушки разбегались кто куда, прячась от малыша Талли, она подскочила ко мне, дёрнула за руку и увлекла за собой в темноту за раскрашенными ширмами, где лежали все мои подарки.

«Милый брат, — сказала она, — сегодня тебе исполнилось десять. По человечьим меркам южан ты стал почти совершеннолетним. Разве не забавно?»

Я стоял как истукан и ничего не мог ей сказать. Тогда она рассмеялась и, обвив мою шею руками, приподнялась и поцеловала меня в губы, языком раздвигая их, проникая в мой рот. Я сжал её обеими руками, в ту минуту желая лишь никогда не отпускать, но она оторвалась от моих губ, рассмеялась, как колокольчик, скользнула рукой ниже, приблизила губы к моему уху и жарко прошептала:

«О мой Принц!.. Вы так прекрасны, что бедной девушке не счесть себя достойной! Поищите кого-нибудь другого... если сумеете!»

И убежала восвояси, — наверное, играть с кем-нибудь ещё.

Я стоял, чувствуя, что весь дрожу, и свет внезапно хлынул в мои глаза, когда Талли нежданно и подозрительно скоро меня нашёл. Я был первым, и далее мне следовало искать. Я мог отказаться и уйти, чего мне хотелось все более, скрыться с глаз этой толпы, что так часто кажется крикливой и мёртвой. Но если бы я сделал это, я бы снова проиграл. А я, стоя под светом и взглядами всех их, решил, что не буду проигрывать ей больше никогда.

Никогда больше она не подойдёт ко мне и не сможет меня сломать. Никогда больше я не стану, как статуя, принимать её волю, которая сильнее моей. Я превращусь в того, кто сможет сопротивляться ей — без гнева, без напряжения, без усилий. И ничего, что я уже поклялся не подпускать её, и сдался тут же, минуты спустя. Я научусь быть спокоен к ней. Ведь это тоже война.

18 ноября

Разве можно говорить такое? Можно быть столь жестокой, как она? Как слушать это, как смотреть на неё, что ей сказать?..

Что же мне делать? Я так люблю её...

Нож вздохнул. Начиная со слов «Она подарила мне куклу», он отчётливо понимал, какой именно неизлечимой болезнью был болен писавший эти слова. Он увидел надменное, уверенное лицо Принцессы, скрытое за удивлёнными и яркими глазами ребёнка, каждый день с новой радостью открывающего мир, и покачал головой.

Как же она сумела достать дневник?

Он не знал; впрочем, это было не важно. Поглубже вздохнув ещё раз, убийца уселся поудобнее, возвращаясь к занятию, которое в молодости и до зрелости любил больше всего. Продолжая читать.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ДОРОГА КАМНЕЙ

«Земли севера, несмотря на их открытость, известность и даже привычность, до сих пор остаются наиболее загадочными и таинственными даже для тех, кто живёт в них. Какая-то призывная музыка, неслышимая, но проникающая в самое сердце, звучит там, не смолкая, разливаясь по необозримым пространствам, пронизанным холодным ветром, освещаемым негостеприимным, строгим и скупым солнцем, — и эта песнь бесконечных шелестящих лесов, звенящих потоков, этот шёпот туманов, невообразимые краски восходов и закатов, радуги и зари, настолько притягивает, что, увидев, ощутив все это один лишь раз, ты навеки становишься рабом этого севера, его поклонником и тоскливым обожателем, стремящимся уединиться в бесстрастном, вечном покое тёмной зелени, остаться там навсегда и забыть обо всех заботах, предаваясь вечному созерцанию этой безмятежной, одновременно горестной и печальной, дикой, неприрученной красоты.

...Я отчётливо помню это странное ощущение тянущей тоски, эту болезненную пустоту в груди, когда отец взял меня с собой в своё девятое путешествие на север, к самым границам земель, покорённых людьми. Он изучал сказания, сплетая народную мудрость с воззрениями цивилизации и получая за это деньги, достаточные на содержание нашей маленькой семьи. И в ответ на мои слезливые мольбы, взяв меня на руки, серьёзно заглянув в мои глаза, он усмехнулся и сказал: «Ну ладно, дочка. Мы поедем вместе. Я возьму тебя с собой». Эта фраза осталась в моей памяти навсегда, — как и это самое первое путешествие на север.

Я не буду рассказывать вам о стенах шумящих дубрав и о хвойных лесах, полных запахов, и стелящейся понизу тиши, не скажу и о свежести ветра, бьющего в лицо каждому, стоящему на вершине очередного лысого холма, ни о мелких розовых или белых цветках, дурманящих пряным запахом покрытых пылью стеблей, наводящих мысли о крошечности и бренности каждого твоего дня, ни о поражающей, ставящей на колени красоте ковра владычицы-Земли, на который взираешь, забравшись на вершину невысокой пелегасовой горы... Я не смогу рассказать вам о них так, как следует, так, как должно, так, как они того заслуживают.

Я расскажу вам о народах севера. О тех, кто населяет эти безумные, пропитанные нежной первобытностью, вечно сказочные края. И об истории, которую они сотворили себе. Которой ныне пропитан каждый их шаг».