Кристоф Хардебуш - Ритуал тьмы

— Передай от меня привет твоему Богу. — Людовико повернулся, собираясь уходить.

Мысли Жианы путались, и она смотрела вампиру вслед, чувствуя, как темный огонь смерти бушует в ее теле.

— Погоди!

30

Измученные и перемазанные кровью, друзья добрались до виллы. Флетчер, сбежав вниз по лестнице, ошарашенно уставился на своего господина.

— Милорд… что…

Байрон отмахнулся, не дав старику договорить.

— Принеси нам бутылку бренди и, ради Бога, оставь нас в покое.

Они расселись по креслам. В грязной оборванной одежде, истрепанные и босые, эти люди странно смотрелись в роскошной гостиной.

— Кто это был? — спросил Никколо.

Байрон устало пожал плечами.

— Я не знаю точно. Но Шелли слышал, как они молились, так что мы можем предположить, что это были люди церкви. А кто охотится на, так сказать, дьявольское отродье во имя Господа? Инквизиция.

У Вивиани сдавило горло. Церковь. Ну конечно.

— И вы думаете, нам удалось перебить их всех? Нет, — задумчиво продолжил лорд, обводя друзей взглядом. — Это только начало. Придут и другие, все больше и больше, они будут преследовать нас, пока мы не захлебнемся их кровью. Мы не можем ничего поделать с их фанатизмом. Нам их не победить. Мы жили в мире тщетных мечтаний, желаний, фантазий, но та поляна, где остались трупы, — настоящая.

Никколо, как громом пораженный, слушал слова своего друга. По щекам Байрона текли слезы, смешиваясь с грязью и кровью. Вивиани и сам чувствовал, что вот-вот заплачет.

Шелли уже открыл рот, собираясь что-то сказать, но потом передумал и отвернулся. Полидори улегся на диване, прижав ноги к животу, словно мучился от боли.

Встав, Байрон повернулся к юноше, опустил ему ладонь на плечо и заглянул в глаза.

— Ты должен оставить нас, Никколо. Ты…

— Что? Почему?

— Потому что я еще не обратил тебя. Ты еще не стал одним из нас, из гонимых. Мы живем на темной стороне мира, и на нас объявлена охота. Но ты не один из нас. Ты должен уйти!

— Но куда мне идти? Я не могу оставить вас после того, что сегодня произошло!

— У тебя нет другого выбора. Подойдите все сюда.

Шелли и Полидори с трудом поднялись и встали рядом с Байроном.

— Поклянитесь вместе со мной, что вы вычеркнете Никколо из своей жизни, уничтожите все следы его общения с нами: записи в дневниках, письма, даже воспоминания. Мы должны подарить ему свободу, хотя своей свободы мы и лишились.

Никколо с ужасом увидел, что все они кивнули. Он хотел возразить, но здравый смысл приказывал ему молчать. «Может быть, так даже лучше. Ты бросил вызов судьбе, а теперь ты видишь, что происходит с теми, кто так поступает. Но ты можешь сбросить с себя груз произошедшего». В глубине души юноша знал, что не все так просто, но ему нечего было сказать.

— Уезжай, — настойчиво говорил Байрон. — Мы останемся здесь и заметем твои следы. Ничто не будет указывать на то, что ты когда-то дружил с нами. Я был глупцом, полагая, что смогу стать новым Прометеем. Я приношу горе и печаль всем, кто приближается ко мне. Огонь во мне горит, но не разгорается ярче, и в конце останется лишь горстка пепла.

— Валентина, — пробормотал Никколо. — Я должен пойти к ней, я должен…

— Нет! Если, несмотря на все меры предосторожности, они тебя найдут, ты подвергнешь ее страшной опасности. Она не должна ни о чем знать. Если хочешь, чтобы с Валентиной все было хорошо, держись от нее подальше.

— Но я не могу! Я люблю ее! Она для меня важнее жизни!

— Раз ты любишь ее, то должен понять, что больше не должен ее видеть.

Дождь лил как из ведра. Никколо медленно поднялся по ступенькам. Во дворе его уже ждала карета. Хмурый Карло сидел на козлах, кутаясь в плотный провощенный плащ. За последние недели Вивиани его почти не видел, и кучер очень удивился, когда господин вытащил его из постели посреди ночи. Служанка, делившая с Карло постель, успела наговорить много лишнего, прежде чем признала в Никколо гостя своих хозяев.

Вивиани собрал вещи, в то время как Карло, тихо ругаясь себе под нос, поплелся на конюшню и приготовил карету. Теперь оставалось сделать пару шагов, сесть в карету и уехать. Никколо было больно уезжать вот так, среди ночи, ни с кем не попрощавшись, но он знал, что не сможет сделать это, если увидит Валентину. Она не поймет причин его бегства, и от этого ему становилось еще хуже.

Замерев на ступеньке перед входом в дом, юноша оглянулся. Его душу раздирали противоречия. Он понимал, что Байрон прав и им угрожает смертельная опасность. Мертвые на поляне говорили сами за себя. Они были не последними, и их сторонники смогут проследить связь Никколо с семьей Лиотаров. Это решение будет на его совести. Своим эгоистичным желанием войти в компанию английских поэтов Вивиани навлек на Валентину опасность. С другой стороны, сама мысль о том, что придется покинуть любимую, разбивала ему сердце. Вот так. И никакие разумные объяснения тут не помогут.

Он вспомнил слова Байрона: «Раз ты любишь ее, то должен понять, что больше не должен ее видеть». Мысль об этом мучила его душу, не позволяя дышать.

Дождь размывал его слезы, и они смешивались с водой. Шевалье уже хотел отвернуться, но, повинуясь внезапному порыву, опустился на колени и прижался губами к холодным ступеням. Он вложил в этот поцелуй всю свою любовь, молясь Господу, чтобы тот защитил Валентину.

Затем он уселся в карету и подал знак Карло. Повозка проехала по двору, спустилась к озеру и покатилась прочь от Коппе. Прочь от Валентины.

Книга 2

ОРФЕЙ

31

Когда Никколо вошел в зал, лекция уже началась. Юноша злился из-за переполненных каретами улиц Лондона — вся эта толчея не позволила ему успеть вовремя. Он оглянулся.

У стен стояло несколько диванов, половину комнаты занимали стулья, причем на диванах расположились дамы, а джентльмены предпочитали стулья. Помещение было довольно темным, как раз под стать настроению Никколо.

Кое-кто обернулся, когда итальянец вошел. Вивиани заметил взгляды юных дам, задержавшиеся на нем немного дольше, чем позволяли приличия, но, разумеется, не стал на это реагировать.

Общество здесь вело себя более степенно, чем в салонах Парижа и других городов, которые юноша уже успел посетить.

Но, может быть, это было связано не столько с холодностью англичан, сколько со скукой, навеваемой лектором. Докладчик читал монотонным голосом, погружая зал в сон.