Стивен Эриксон - Сады Луны

Бурдюк продолжал разглядывать кворла. Интересно, а кем ему кажется человек? Что крылатая тварь при этом думает, если она умеет думать? Ячеистый глаз как будто чего-то ждал. Сержант, сам того не желая, кивнул кворлу. Крылатое существо вскинуло голову, потом отвернуло ее. У Бурдюка округлились глаза: кворл вильнул приподнятым кончиком хвоста. Такое сержант видел впервые.

Союз между морантами и империей существенно изменил весь ход войны в Генабакисе. Малазанские стратеги быстро оценили все преимущества переброски по воздуху войск, снаряжения и продовольствия. Это поставило их в растущую зависимость от четырехкрылых кворлов. А любая зависимость – штука опасная. В этом Бурдюк убеждался не раз.

«Что мы вообще знаем о морантах? – думал он. – Никто не видел их городов в лесной чаще. Мы даже не знаем, какого пола воины, прилетевшие сейчас на своих тварях».

Малазанские ученые считали морантов вполне человеческой расой, однако прямых доказательств у них не было. По непонятным для малазанцев причинам моранты после каждого сражения перво-наперво торопились унести с поля боя своих погибших. Что станет делать империя, если у морантов тоже вдруг проснется жажда власти? Впрочем, она уже существовала; морантские кланы соперничали друг с другом, иерархия внутри их общества постоянно менялась. Но что будет, если моранты с таким же остервенением ринутся завоевывать себе новые земли?

Дуджек вернулся на крышу. Его суровое лицо несколько смягчилось. Взвод был в сборе – снизу доносились голоса спорящих о чем-то бойцов.

– Твои ребята все здесь, – сказал Однорукий. – Да, вот еще что. Вашей новобранке не обязательно знать, почему и зачем вас отправляют в Даруджистан. Наплети ей что-нибудь поубедительнее. Что ты ей скажешь – мне до этого дела нет.

Значит, девчонка не сбежала. Бурдюк лелеял такую надежду, но слова Дуджека разметали ее в клочья. Ребята все-таки разыскали новобранку, или она сама их нашла. Вряд ли они обрадовались. Сержант вполне понимал своих бойцов. А вдруг это Печаль покушалась на жизнь Парана? Быстрый Бен и Калам наверняка ее подозревают.

Похоже, Калам старался быть образцовым капралом – его зычный голос звенел без умолку. Дуджек выразительно взглянул на сержанта. Бурдюк подошел к открытому люку. Печаль стояла, привалившись спиной к лестнице. Бойцы окружили ее, словно вражеского лазутчика. Странно, что девчонка ничуть не боялась их насупленных лиц. Ей было просто скучно.

– Отставить разговоры! – рявкнул сверху сержант. – Проверить имущество и быстро на крышу!

Отдав приказ, он вернулся туда, где стоял Дуджек. Тот почесывал культю левой руки.

– Проклятая погода.

– Может, попросить Колотуна? – предложил Бурдюк.

– Не надо, – отмахнулся Дуджек. – Видно, я старею.

Он поскреб подбородок.

– Главная часть ваших припасов уже доставлена в нужное место. Ну что, сержант, готовы лететь?

Бурдюк оглядел ряды вторых седел на спинах кворлов; седла представляли собой нечто среднее между мешком и плащом с капюшоном.

Бойцы взвода вылезали на крышу. На каждом был длинный непромокаемый плащ, из-под которого горбом выпирал тяжелый заплечный мешок с припасами и всем необходимым. Скрипач с Ежом шепотом переругивались. Еж хмуро поглядывал на Ходунка. Тот двигался следом, стараясь не греметь своими многочисленными талисманами, амулетами и прочими побрякушками, которыми было усеяно его массивное тело. Баргаст был обвешан ими, как свинчатка – дерево с блестящей серой корой, украшаемое в Итко Кане по случаю празднества Скорпионов. Поди пойми этих баргастов! По обе стороны от устало зевающей новобранки шли Быстрый Бен и Калам. Глаза обоих сверкали; чувствовалось, каждый из них находится на пределе. Девчонка равнодушно подошла к одному из кворлов и стала взбираться в седло. Похоже, в свой мешок она не положила ничего, кроме подстилки, а короткий, совсем не форменный плащ доходил ей до щиколоток. Новобранка подняла капюшон, и сержант так и не сумел разглядеть ее лица.

«И это все, что осталось от моих», – со вздохом подумал Бурдюк.

– Ну и как она? – шепотом спросил у него Дуджек.

– Как видишь, живая, – равнодушно ответил сержант.

Дуджек медленно покачал головой.

– Неужто молодые теперь рождаются головорезами? – пробормотал он.

Сержант не знал ответа, но вопрос заставил его вспомнить один случай… Дело было задолго до осады Крепыша, где-то в разгар Моттской кампании. Там они на время соединились с Пятой армией и приняли пополнение. В числе новобранцев была и эта девчонка со странным именем Печаль. Вскоре они увидели, на что она способна. В бою за город Серый Пес к ним попали в плен трое местных наемников, и Печаль… Бурдюк и сейчас содрогнулся, вспоминая прошлое. Во взводе и ахнуть не успели, как девчонка со своим кинжалом «потрудилась» над их чреслами. Зачем? Якобы чтобы заставить наемников говорить. Одно дело – жестокость на поле боя и совсем другое – издевательство над беззащитными, связанными пленными. Бурдюку вспомнилось отчаяние в глазах Калама. Потом Калам метнулся к пленным, оттолкнул девчонку и тремя быстрыми ударами перерезал наемникам глотки. И тут сержант увидел такое, отчего у него сжалось сердце. Предсмертными словами пленных были… слова благодарности Каламу. Они благословляли Калама!

А Печаль… она спокойно убрала кинжал в ножны и отошла.

За эти два года девчонку так и не перестали называть во взводе новобранкой. И никогда не перестанут, пока живы. Бурдюк понимал своих ребят. Новобранцы, вливавшиеся в ряды «сжигателей мостов», отнюдь не становились таковыми. Это звание нужно было заслужить. Причислить Печаль к «сжигателям мостов»… наверное, каждый во взводе посчитал бы это раскаленным ножом, приставленным к его горлу. И сержант ничего не мог с этим поделать, он и сам испытывал схожие чувства.

Хорошо, что сейчас никто не обращал внимания на его лицо. Мысленно Бурдюк вел разговор с Дуджеком. Молодые? Молодым можно простить, молодых можно понять, заглянув в глаза, которые еще не научились лукавить. А глаза этой девчонки?

Лучше в них не заглядывать. Там нет ничего, присущего молодости. Совсем ничего.

– Пора в путь, – сказал Дуджек.

Железный кулак хотел сказать еще несколько прощальных слов Бурдюку, однако все слова застряли у него в горле, едва он увидел лицо сержанта.

На рассвете в восточной части города раздались два негромких хлопка; второй последовал через считанные минуты после первого. Ночной дождь переполнил водою сточные канавы. На улицах блестели многочисленные лужи, отражая облачное небо. В кривых улочках Крэля (так называлась эта часть) холод и влага имели обыкновение задерживаться надолго и не торопились уходить даже под натиском солнца. Но до солнца было пока еще далеко. Именно здесь, среди замшелых кирпичей и развороченных булыжников, раздался второй хлопок. За стуком дождевых капель, падавших с крыш, его почти не было слышно.