Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — император

— Да всегда приятно слышать мудрые слова, — сказал я чуточку подхалимски.

— И втайне ликовать, — сказал он понимающе, — когда совпадают с твоими мыслями?.. Ты поступаешь верно, сын мой. Дивлюсь со скорбью, сколько в твоей душе правильной жестокости и как долго небесный суд будет спорить, разбирая твои решения… Но сейчас иди и действуй!

Я поцеловал ему руку, поклонился и пошел в свой шатер. В самом деле, не интеллигент же, что все умничает и которому все не так.

Часовой молча поднял полог для Карла-Антона. Старший алхимик без шляпы, волосы растрепаны, на щеке длинная кровавая царапина, которую сам явно не заметил, а то бы убрал одним взмахом брови.

Его пошатывало, он ухватился за шест и посмотрел на меня почти безумными глазами.

— Карл-Антон? — спросил я.

Он прошептал в сильнейшей тоске и отчаянии:

— Ничего!.. Сэр Ричард, ни-че-го!.. Я перепробовал все!..

— И магию? — спросил я.

Он вскрикнул в озлоблении:

— А что же еще я могу?

— Ну да, — пробормотал я, — ну да, еще бы… Скажу в утешение, в прошлую ночь церковники полегли почти все. Тоже очень надеялись на молитвы святости. В лагере осталось всего трое. Самых старых.

Он посмотрел с укором.

— Почему должен утешаться? Это же союзники!.. Выход из портала удерживали вместе. Двойной удар молитв и магии оказывался вдесятеро сильнее, чем поодиночке!..

— Жаль, — сказал я трезво, — сейчас союз церкви и магии не поможет. Ни местная магия, ни наши молитвы не рассчитаны на инозвездные технологии. Ну, скажем для доступности, там абсолютная защита против любых видов магии. А вот камешком поцарапать можно.

Он покачал головой.

— Ничем не поцарапать. Уже пробовали.

— Теоретически поцарапать, — уточнил я. — Надо искать, чем можно в реале. Плохо то, что мы в цейтноте… Сейчас я с отрядом снова побываю у Маркуса, вдруг что увижу новое или то, чего не заметили раньше, а вы продолжайте искать способы. И не спешите их сразу же проверять в действии, сперва доложите мне!.. Священники тоже не посоветовались, дескать, что паладин понимает.

Он сказал послушно:

— Да, конечно… А что надеетесь узнать?

— Не знаю, — ответил я сердито. — Но буду искать тоже. Я там, вы здесь. Кооперация на марше!

…Бобик снова далеко впереди, чувствует, когда можно, я как уверился, что сейчас под жарким солнцем чужаки не выйдут, хотя эта уверенность основана на очень зыбких фактах, ведь могут же надеть солнцезащитные очки?

И все-таки отпустил этого веселого кабана резвиться и прыгать, а мы с Боудеррией пустили коней позади. Она больше посматривает по сторонам, бдит, а я с бессильной злостью смотрел на этот слиток красной сверкающей стали. И хотя это не слиток, но все равно слиток по ощущениям, к тому же наверняка не сталь, но что делать, если ничего прочнее стали не знаю?

Может быть, этот чудовищно огромный Маркус нечто вроде космической коровы, что и бодаться не умеет!.. Хотя вообще-то корова умеет. Да и Маркус умеет, он же как-то разрушает потом земную кору.

Возможно, это создание из темной материи? И движимо темной энергией, а это такие физические законы, что вообще непостижимы для человеческого ума?

Группа лордов на конях под роскошными попонами и с султанчиками над конскими лбами держится от нас в десятке ярдов позади. Не знаю, деликатность ли причиной, могут же с какой-то дури считать Боудеррию дамой, или же просто знают, что не люблю шумные свиты, и без них все равно король, а пора уже, как говорит Альбрехт, набросить на свои плечи мантию императора.

Боудеррия швырнула как можно дальше бревнышко, поморщилась, едва не вывихнув плечо в удалом замахе.

— Он когда-нибудь устает?..

— Зато теперь в тебя влюблен, — сказал я.

— Но предан тебе, — уточнила она. — Как и я, кстати. Можно сказать, мы оба.

— Но он предан больше, — определил я. — Как прекрасен этот мир, который создал Господь, верно? И какая несправедливость, что все может исчезнуть.

Она вздохнула, я посмотрел с глубоким сочувствием на ее потемневшее лицо.

— В такой ясный солнечный день, — проговорила она в некотором горестном недоумении, — трудно поверить даже в какие-то даже мелкие неприятности!

— А в гибель человечества?

Она покачала головой.

— Умом понимаю, что это вот-вот случится, но какую ж надежду нам вложил Господь! Понимаем одно, верим в другое.

Бобик то ли догадался, что уже замучил Боудеррию, то ли захотел обновить навыки других лордов в метании на дальность, но понесся к ним, держа длинное бревнышко в пасти посредине так, что собьет с ног по два всадника вместе с конями с каждой стороны.

Плотно сбитая группа моментально рассеялась. Альбрехт и Норберт догнали нас, Альберт сказал с ходу:

— Ваше величество, какие-то слабые стороны уже отыскали?

Я ответил задумчиво:

— Мне показалось, глаза у них… великоваты.

Они переглянулись с Норбертом, Альбрехт проговорил с недоумением:

— Это все заметили, прости, Господи, их души и прими с миром.

— Если гляделки великоваты, — сказал я, — это значит, в тех местах, откуда они прибыли… нет, откуда родом, там недостаточно света. Солнечного света!

Он переспросил:

— Это что же… в пещерах живут?

— Не знаю, — ответил я. — А вдруг у них вообще нет солнца?

Он не округлил глаза, как сделал бы любой другой, поинтересовался скептически:

— Как это?

— Только луна, — объяснил я. — Конечно, она у них солнце, но все равно луна, хоть и солнце.

Он смолчал, зато Норберт спросил с недоверием:

— Это… как?

— Такое солнце, — объяснил я, — как луна. И восходит точно так, как луна, а не как солнце. Ну, это же так просто!

Он проговорил медленно:

— Их солнце так же слабо светит, как наша луна?

— В точку! — обрадовался я. — Вы все прекрасно сформулировали, сэр Норберт!.. Их солнце такое маленькое, как наша луна, потому и светит как луна, хоть и солнце!

Он смотрел на меня с сожалением во взоре.

— Ваше величество, но это невозможно…

— Почему?

— Солнце восходит утром, — ответил он непреклонно, — а луна вечером. Что это за королевство, где солнце светит так же слабо, как луна?.. Это даже не Гиксия, а вообще… Или земли далеко за Гиксией?

— Увидим и те земли, — пообещал я. — А пока ломаю голову, почему у них нет оружия. Вы же заметили, у них его нет совершенно!.. Нет-нет, я говорю об индивидуальном, Маркус не в счет.

Норберт переспросил:

— Вы говорите о мечах?

— Мечах, — ответил я нетерпеливо, — топорах, копьях, луках… Неважно. Ничего нет, даже ножей.