Ник Перумов - Алмазный меч, деревянный меч (Том 1)

Лес вокруг замирал. Лишь несколько запоздалых птах суматошно носились в воздухе. Им-то что, забьются в дупла… А человеку Ливень не пережить. Даже в лесу. Сломай ветку — и Ливень обратит ее в ничто. Встань под дерево, закопайся в землю — разъедающая плоть влага найдет дорожку. Спасения нет.

Интересно, вдруг подумала Агата, почему вдоль Тракта не выстроили каменных укрытий? Или же не строили специально? А, впрочем, какая разница…

«Жаль, Онфим, не я отомщу тебе. Но тебе отомстят, я знаю. Непременно».

— Идем, Агата, — Кицум тяжело поднялся — Не хочу я, — он кивнул в сторону Нодлика и остальных, — ни на кого из них смотреть. Перед смертью надо… надо вздохнуть свободно. Эх, хотел вместе с тобой бежать, да Онфим хитрее оказался. Пойдем, пойдем, теперь бояться нечего.

Агата послушно соскользнула с передка не нужного уже никому фургона.

— Идем, — плечи Кицума поникли, он тяжело волочил ноги. — Идем… побудем немного без них перед концом…

Эвелин мутно поглядела им вслед, продолжая пересыпать никчемные монеты…

Хвалинский узел затягивался. Мне пришлось даже чуть-чуть подтолкнуть события. Вольным и Сидри нельзя было мешкать. Ондуласт оказался сильнее, чем я полагал. Довольно-таки быстро пришел в себя, и — молодец — сумел оживить память. После чего немедленно кинулся с докладом.

Вроде бы получил обратно первую ступень. Хотя в этом я не уверен. Радуга не сильнее меня, но и я не сильнее Радуги.

Потом все как будто бы успокоилось. И, наверное, я предался бы своему излюбленному занятию — писанию хроник, если б не Смертный Ливень. Тучи приближались куда быстрее, чем я рассчитывал; и оттуда, из-под надвигающейся стены сплошной смерти, я уловил слабый, слабый отзвук чьего-то нечеловеческого отчаяния.

Брошенные на дороге там готовились умирать.

К этому я так и не смог привыкнуть. Да, я знаю, откуда взялись Ливни, не раз видел во снах исполинскую твердыню на вознесшихся к небу Окраинных Горах, на восходном берегу Океана, откуда исходят они, прежде чем обрушиться на наш мир, но привыкнуть к погибающим каждый год на Тракте — нет, не смог. Каждый раз Ливни застают кого-то врасплох. Каждый раз. И каждый раз я вижу в кошмарах тот высокий замок… и становится еще горше от собственного бессилия.

О, если бы, как в старых добрых сказках, там сидел какой-нибудь злобный колдун! Тогда бы я знал, что делать. Но весь ужас в том, что никакого злодея там нет. Да и сам замок… не одно ли мое воображение сотворило его? Взор мой бессилен достичь Окраины. А непостоянные, в прямом смысле слова ветреные духи Воздуха все талдычат по-разному.

Не могу, когда…

Ниобий! Мраком и Светом, Водой и Силой заклинаю тебя… Явись!

Я едва успел начертить пентаграмму.

И отдать приказ земляному духу. Пусть мне потом будет плохо, очень плохо, пусть я опять нарушу запрет и буду мучиться, но… эти, гибнущие на Тракте оттого, что тучи погнала вперед чья-то яростная воля, — они должны получить шанс. Не знаю, спасутся ли они, но…

О случившемся на арене Император не сказал никому. Собственно говоря, и рассказывать-то было некому. Эскорт Вольных? Маги свиты? Или, может, Сежес?

Император только дернул щекой.

Служители вынесли тело мастера Н'дара. Смерть на арене — дело нередкое. Никого не удивишь.

«…Итак, кто-то упорно стремится убить меня. И притом самыми изощренными способами. Сперва — оборотень, теперь — это чудовище… Но, поскольку мне все это привиделось, то…

Погоди, а листья?

А что листья? Я мог валяться без сознания. Мне могли отвести глаза. Не зря же так раскалился перстень. Могли подбросить и листья. Меня хотят уверить, что Дану желают моей смерти? Вот ведь вздор какой. Можно подумать, я не знаю, что все без исключения Дану желают именно этого. Или меня хотят уверить, что за покушением стоит… м-м-м… тайный магический Орден этого племени? Еще большая чушь. Шито белыми нитками, как говорила одна из моих нянек. Небось, небось не обошлось без Радуги. Кому еще, кроме этих проклятых колдунов и волшебничков, провалились бы они все в самую глубокую из преисподен — кому еще нужна моя покорность? Кто читает мои мысли, следит, куда я иду, с кем говорю и с кем сплю? Не они ли? Они…

Проклятые лицемеры. Что, что, что, во имя святого неба, что вам не хватает? — Император сжал кулаки. — У вас — власть. У вас нет врагов, кроме вас же самих. Та ночная перебранка… похоже, они не слишком то ладят, славные Ордена Радуги. Вот если б удалось натравить один на другой! Как бы славно получилось!..»

Император поспешил загнать крамольные мысли поглубже. Эскорт приближался к дворцу. Завтра он отправится на похороны мастера Н'дара, неважно, кем он был — человеком или оборотнем. Он храбро и умело сражался. Император воздаст ему почести. Его семья — если, конечно, у него была семья — ни в чем не будет нуждаться.

А магам он все равно ничего не скажет.

Дворец. Раньше здесь стояла немудреная крепостица, возведенная на чужих фундаментах прежних хозяев Мельина. Потом, по мере того как нелюдские расы отступали все дальше и дальше от столицы и убывала опасность, крепостицу мало-помалу разбирали. Вокруг уже сооружался обвод стен Белого Города, и хозяева Империи стали возводить дворец.

…Громадное здание уступами спускалось вниз с Замковой Скалы. Сама вершина ее оставалась открытой — кто-то когда-то предсказал кому-то из первых Императоров, что государство останется непобедимым, пока не ляжет первый кирпич на вершину Замковой Скалы. С тех пор прошло уже много лет, Империя пережила и смуту, и вторжения пиратов, и отделение восточных провинций (там теперь полдюжины королевств да десятка три герцогств), и крестьянские войны, и, конечно же, бесконечные битвы с Нелюдью. Владыки Мельина свято блюли завет, вершину не осквернили ни заступ, ни мастерок. Дворец, сам по себе похожий на крепость, почтительно оставался внизу, не дерзая подняться выше Широкая и чистая улица — по сторонам сады, невысокие сборные заборчики, за ними уютные особняки орденских придворных миссий — потом желтоватые с белыми колоннами стены самого дворца. После того как он перестал быть крепостью, архитекторы развернулись вовсю.

Стража у подъемного моста отсалютовала повелителю.

На престоле Империи, что естественно, оказывались очень разные люди. Если б не Радуга, вдруг подумал молодой Император, кто знает, обошлось ли дело несколькими отколовшимися на востоке провинциями? Стальные скрепы чудовищного, раскинувшегося от восхода до заката тела Империи… ржавые скобы, вбитые в живую плоть, раны исходят сукровицей и гноем, но, не будь их, этих скоб, кто знает, чем это бы кончилось?