Возвращение Прославленных (СИ) - Цы Си

Хьюго стиснул кулаки, вскочил и стал нервно прохаживаться мимо портеров, забыв об Алаун. Теперь он обращался к предкам, взывал к справедливости.

— Они захотели отобрать наш источник! Нашу силу! Меня трясло от всех этих нечестных разговоров, что наши плоды должны помогать всем. Почему?! С какой стати?!!

Хьюго покрылся потом и вцепился себе в волосы. Рейчел внесла чай. Он, схватив с подноса чашку, жадно её опустошил, и стал рассказывать дальше:

— Дальнейшая история развернулась, когда мне исполнилось двенадцать, и я учился в школе. Особых школ для избранных у нас не было — тогда одновременно в классах учились дети всех визидаров вперемешку. Мой отец справедливо считал, что это не очень честно. Порой он выговаривал матери: «Мой сын не должен сидеть с ребёнком лавочника или сапожника…» Но тогда в Визидарии были такие несправедливые законы. После того, как визидарам наступало двенадцать лет, и им вручали Документ Совершеннолетия, они могли впервые сдать экзамены в Великие Ремесленники. Многие дети хотели ими стать, но удавалось лишь избранным. Ремесленники имели толы, они изготавливали и совершенствовали ауксилы… Мы играли в Великих Ремесленников. Все их уважали, называли создателями. Но особо их стали почитать в моём детстве. В то время Ремесленники как раз подошли к созданию волшебных палочек. Говорили, что вскоре их будут иметь все визидары. И волшебные палочки заменят многие инструменты в быту. Первые волшебные палочки стали раздавать самым важным фигурам и нам, ученикам школ. У нас ввели новый урок — Палочковедение. На нём мы изучали основы изготовления волшебных палочек и применения их в жизни. Остальным визидарам, при большом желании, Волшебную палочку можно было купить за огромные деньги в Магазине «Пять стихий», который находился недалеко от рыночной площади в Медикате. Как известно, пять стихий — это и есть основа этого инструмента.

Хьюго почесал голову, вспоминая и продолжил:

— Палочка состояла из магического металла, который был стержнем и изготавливался из различных сплавов. Самым сильным и мощным, но и самым дорогим, считался сплав серебра с золотом. Затем металлическую основу вставляли в тонкую деревянную оболочку, сделанную из священных деревьев. Потом волшебные палочки погружали в магический эликсир, приготовленный из порошка, чей состав я не совсем понял, потому что пропустил те уроки. А после палочки подвешивали на ветру Сакрального Холма. И только тогда она была готова…

— А как же пятый элемент? — спросила Алаун, — Хьюго ты перечислил четыре: металл, дерево, воду и воздух. А что было ещё?

— Ещё была сила самого визидара, который палочкой владел. И она становилась его частью, его усилителем и помощником. Чужого она могла и не послушаться. Но это не столь важно… Как раз в то время Ремесленники возвели Башню Силы. Именно она, стоя посреди долины Сиреневых ветров, недалеко от дуба Эо Мугна, питала своей мощью все волшебные палочки страны визидаров. И Ремесленники бились над задачей, чтобы эту силу передать палочкам навсегда. И чтобы больше волшебные палочки не зависели от Башни Силы. Вот в какие времена, Алаун, я хотел стать Великим Ремесленником. Я бы точно открыл эти законы, и в моё правление волшебная палочка обрела бы окончательную силу!!!

Хьюго встал, выпятил грудь, ходившую ходуном и, какое-то время молчал, оценивая, понимает ли Алаун глубину его слов и их значимость. Видимо, её лицо выражало достаточную почтительность для такого момента, и он продолжил:

— Теперь ты можешь представить, насколько мне был важен тот экзамен?!!! Какие я возлагал на него надежды?! Перед самым экзаменом я сильно поссорился с матерью. Боясь, что не сдам так, как мне нужно, я попросил её Перстень Воли. Но она так тряслась над ним, запирала его, и не дала мне его даже тогда, сказав, что им можно пользоваться лишь в исключительных случаях. А разве экзамен — это не исключительный случай?! И разве этот её поступок не говорит, что она не любила меня?! — спросил Хьюго у Алаун.

Она, держа в руках чашку, которую так и не пригубила, подняла на него глаза и помотала головой.

— Хьюго, мать любила тебя, — сказала Алаун, склонив голову, — мне кажется, даже слишком сильно.

— Ах, что ты можешь знать?! Сейчас я тебя разочарую, — досадно заметил он, — из-за матери я так и не стал Ремесленником, потому что она пожалела для единственного сына своего дурацкого перстня. Хотя мать, после лгала, выкручиваясь, и убеждала меня, что я не сдал из-за моей лени. Что стоит через год попытаться ещё. Но больше я не хотел переживать этот позор… Экзамены были сложными, их проводили в большом зале школы. Там вывесили флаги визидаров, стены украшали знаки ремесленников. И принимал экзамены Совет Визидаров. Жирный Гослинг, который когда-то уговаривал отца отдать Древо Жизни, был со мной весьма холоден. Пожурил, что я не знаю главных правил ремесленников, нёс какой-то бред про то, что я не знаком с этикой работы с толами. Он прервал меня, и его морда перекосилась, когда я рассказал про свои чудесные идеи сшивания разных животных и человеко-людей. И ведь это наверняка от зависти!!! Когда во дворе школы всем, кто перешёл в класс Ремесленников, прикалывали голубые розетки с эмблемой на грудь, мне хотелось сорвать каждую. Растоптать их. Уничтожить этих уродцев, размазать их улыбающиеся рожи. Конечно же, когда все им аплодировали, я гордо стоял, опустив руки — они не достойны, чтобы, такой как я, их чествовал. Именно тогда я решил, что докажу им всем, что они ничто по сравнению со мной. Вернувшись домой, я в ярости рассказал всё родителям. И лишь отец меня поддержал. Он приказал сделать в подвале замка мою личную ремесленную мастерскую. Мать была против, но кто её слушал? На моё тринадцатилетние отец торжественно вручил мне ключи от подвалов. Отныне это была лишь моя территория. Сюда без разрешения не смел заходить никто. Только я и мой прирученный чёрный волк, которого наши слуги нашли в Забытых скалах щенком. Я его выкормил, назвал Стормом, и он следовал за мной везде по пятам… Но в тот год везение отвернулось от нашей семьи окончательно. Совет визидаров принял решение всё же изучить Древо Жизни без нашего на то согласия. Они прислали послание, в котором обещали, что постараются не принести нам никакого ущерба, но отец был в гневе — они не имели на это никакого права. Узнав о решении Совета, отец весь вечер бегал по замку и громил все, что встречалось ему на пути. Было слышно, как он орал: «Они разорят нас! С помощью толов и магии волшебных палочек, они смогут в конце концов его размножить! Это конец!!!» Мне было страшно. Я взял Сторма и спустился сюда, в подвал. Но даже здесь, пусть и приглушённо, были слышны крики отца. Я сочувствовал ему, но под руку лезть не хотел — в гневе отец был страшен.

Хьюго замолчал и поднял голову, взглянув на Алаун. Его плечи вздымались, грудь ходила ходуном. Он, накрутив себя рассказом до изнеможения, часто дышал. Девушка видела отражение языков пламени в его глазах, и Хьюго, как никогда, казался ей безумным.

— А под утро, — продолжил Хозяин, — отец спустился ко мне в мастерскую, где я заночевал, и бросил к моим ногам щепки от Древа Жизни, сказав: «Оно не достанется никому». Оказывается, всю ночь он рубил дерево… Я не осуждаю его за это. Много раз, думая о той ночи, я понимаю, что, наверное, сделал бы так же. Потом отец поднялся наверх и скинулся в колодец. Когда днём приехали представители Совета визидаров, чтобы приступить к изучению Древа, на его месте уже была лишь яма. А в замке везде висели траурные гирлянды, и шла подготовка к похоронам. Ты бы видела их рожи, когда они уехали ни с чем. Я же, пока всем было не до меня, с помощьюслуг, стащил всё, что осталось от Древа к себе в мастерскую. Пока шла поминальная неделя, я сидел у себя и пилил Древо Жизни на доски. Потом смастерил из них ящик. Я не знал, для чего это делаю, пока Сторм не поймал в подвале крысу. Он задушил её и притащил ко мне, я, испугавшись, откинул её от себя, но крыса попала в ящик. И там вдруг ожила.

Глаза Хьюго заблестели от воспоминаний. Он опять выпрямился, гордо встал. Сейчас Хьюго отчаянно напоминал Алаун его отца, чей портрет висел прямо за ним — Джеймса Итона Хармуса.