Алое Копье (СИ) - Сечин Иван

Кеннет улыбнулся, глядя на то, как Конан вылезает из повозки и достаёт свистульку — подарок на десятилетие. Всё будет хорошо, подумал мужчина.

И ошибся.

***

Конан немного испугался, когда впервые услышал колокольчики. До его слуха донеслась серебряная трель, такая тихая, что сначала он усомнился, произошло ли это на самом деле или же он задремал, сидя в повозке. Он ещё не забыл те огоньки, которые видел недавно — словно что-то на миг блеснуло в глубине леса, заманчивое и алое. Отец всегда говорил, что нельзя заходить так далеко — в чаще живёт Ольховый Король, он заберёт с собой любого, кто осмелится нарушить покой лесных обитателей. Но Конану уже десять. Он взрослый. Он уже не боится.

Отец вернулся к телеге и теперь искал там корм для коня. Конан скучал, крутя в руках глиняную свистульку. Они так долго едут, а ничего не происходит… ни разбойников, ни сокровищ. Мальчик доел хлеб, облизнул пальцы и рассеяно разглядывал лес. В этот момент он снова услышал тот тихий перезвон — мелодия исходила словно из ниоткуда. Из леса. Из-за деревьев. Нежные переливы едва заметно касались его разума. Мальчик внезапно понял, что в этой странной музыке он может различить голоса. Два голоса. Мужской и женский.

Забери свои печали

к нам скорее приходи.

Лес зовёт — так мы сказали

Всех оставь ты позади.

Отвори дверь нашей власти

Мы тебе не навредим.

И не вздумай нам перечить

Мы такого не простим.

Они были такими печальными, такими красивыми… голоса просили его найти их. Они тянули в лес. Они звали.

Конану показалось, что мир стал ярче.

Не слишком хорошо понимая, что он делает, мальчик шагнул вперёд. Сначала от земли — медленно, как во сне — оторвалась одна нога, после — вторая. Он сделал второй шаг. Третий… Колокольчики в голове стали громче. Конан обернулся: отец сосредоточенно рылся в повозке и ничего не замечал.

Иди к нам. — женский голос, юный и чистый. Мы хотим быть с тобой.

Мальчик поспешил в лес, торопливо переставляя ноги. В мыслях была пустота. Как только он оставил дорогу позади, мелодия стала ещё сильней. Он миновал ряд сосен, отсекая от себя все звуки — на лес будто опустилась покрывало из тишины, и только лёгкий, серебристый перезвон нарушал её. Колючая ветка ударила его по лицу, но он не ощутил боли.

Иди к нам. Раздели с нами радости.

С каждым новым шагом Конан всё дальше заходил в лес. Где-то вдалеке за ветвями то и дело мелькали огоньки — алые, яркие, манящие. Кроме них света не было — лес был тёмным, точно в одно мгновение наступила ночь. Ноги мягко ступали по сухим иголкам, с деревьев свисали клочья мха, делая вековые сосны похожими на чудовищ с когтистыми лапами. Краем глаза он заметил, что на земле лежит ворон. Крылья птицы были раскинуты в стороны, голова — вывернута под неестественным углом. Колокольчики теперь оглушали, кровь грохотала в ушах. Слов не было, но всё было понятно и без них. Звон толкал его в чащу. Призывал к себе. Требовал.

Мальчик остановился у поляны, которая, казалось, возникла в самом сердце леса как по волшебству — густая растительность внезапно обрывалась, уступая место гладкому травяному покрову. Ноги его замерли сами по себе, и Конан встал за деревом, из-за которого поляна просматривалась целиком. Музыка грянула и пропала. Только сейчас мальчик понял, что видит перед собой.

Это была удивительно ровная, чистая поляна, на которую природа будто случайно выбросила несколько разноцветных пятен — то тут, то там на зелёной траве выделялись скопления цветов необычного оттенка. Сквозь странную пелену в мыслях Конан подумал, что эти цветы такие же красные, как только что пролитая кровь. В самом центре поляны ярко горел костёр, хотя дров или веток мальчик не заметил. Пламя отдавало алым, и это почему-то казалось неправильным.

Рядом с костром стояли двое.

Одна из фигур принадлежала высокому, стройному юноше, облачённому в зелёный камзол, расшитый золотом. Его коричневые волосы волнами спускались до самых плеч. Юноша стоял вполоборота, но Конан увидел, что у него разноцветные глаза. Карий и синий. Правой рукой юноша опирался о край большой лиры. Пальцы левой медленно перебирали струны, и звук, издаваемый ими, напоминал тихий шелест ветра.

Вторая фигура стояла к мальчику спиной.

Это была женщина — по крайней мере, так показалось Конану. Она была такой же высокой, как юноша, но немного уже в плечах. На ней было какое-то странное, ослепительно белое платье, перехваченное серебристым поясом. Лицо скрывал глубокий капюшон. Рук Конан тоже не видел — похоже, женщина скрестила их на груди. От этой неподвижной фигуры исходила непонятная угроза, и мальчик почувствовал, как по его спине пробежал холодок.

Юноша вдруг резко отдёрнул руку. Музыка стихла.

— Приятно снова почувствовать себя живым. — произнёс он чистым звонким голосом. — Мне этого так не хватало.

Фигура в белом хранила молчание.

— Знаешь, — продолжил он, — впервые за сколько лет я по-настоящему счастлив. Ты заметила, как изменилось время? Я могу ходить по миру и оставаться неузнанным. Быть легендой — это так захватывает.

— Чего ты хочешь? — спросила женщина, даже не обернувшись. Голос её прозвучал глухо. — Развлечься? Найти себе новых шутов для свиты? Вспомни, что сказал Мореллин. Мы здесь в роли слуг.

— О, я помню. — ответил юноша. Его красивое лицо на миг исказила гримаса боли. — И не предлагаю выступить против него. Он очень силён, даже несмотря на Цепь. Сильнее всех нас.

— Абомталь выступил.

— Абомталь — глупец. Всегда действовал слишком агрессивно.

— Не думала, что тебе так нравится служить Сменившему.

— Мне — нет. Но сейчас только он может дать то, чего желаем мы все.

— Что ты собираешься делать дальше? — женщина в белом говорила медленно, без эмоций, её лица по-прежнему не было видно.

— Отправлюсь в Хассарет. Так хочет Мореллин. Кстати… этот Элиас Чёрное Солнце… твоя затея, верно?

— Мне неведомо это имя.

Струны лиры дёрнулись под тонкими пальцами и смолкли.

— Верно. — сказал музыкант. — Всегда забываю, что тебя не интересуют смертные. Это я люблю вмешиваться в их дела. Дёргать за ниточки, менять короны. Но здесь нет моего следа.

— Мореллин?

— Кто знает… может, это один из нас. Из тех, о ком ничего не слышно. Тиферет так и не объявилась, а ты знаешь, как он к ней привязан. Я могу допустить, что она всё это время вела свою игру.

— Скоро узнаем. — на этот раз в голосе женщины прозвучало что-то, похожее на интерес. — Что будем делать сейчас?

Юноша улыбнулся недоброй улыбкой. Повернулся.

— Развлечься… так ты сказала, верно? У нас есть ещё время. Давай посмотрим, кого ты поймала на этот раз.

В воздухе снова раздался звон. Новые слова — на этот раз куда более громкие, зовущие — бились о разум мальчика подобно приливу.

Не противься, милый мальчик

Ты не можешь убежать.

Ну же, дай себя увидеть

Буду я с тобой плясать.

Конан, который всё это время стоял за деревом, послушно двинулся вперёд. Он не мог двинуть ни мускулом — просто смотрел на то, как его ноги идут по траве, приминая алые цветы. Он был пленником, наблюдателем в собственном теле. Мальчик остановился в паре шагов от костра. Было холодно. Алое пламя не грело.

Незнакомец, что играл на лире, дугой выгнул левую бровь.

— Паренёк… Уверена, что он утолит твой голод?

Фигура в белом еле заметно склонила голову.

— Уверена.

Юноша повернулся к Конану — зелёное пятно на фоне алого огня.

— Скажи, мальчик, ты знаешь, кто я? — его улыбка не предвещала ничего хорошего.

Конан помотал головой. Оцепенение уходило, но он по-прежнему не мог сдвинуться с места.

— Как невежливо… смертные должны знать своих хозяев. Меня называют…

— Оставь его мне. — холодное безразличие в голове женщины уступило месту плохо скрываемому возбуждению.