Наталия Белкина - Сердце-океан
— Узнаешь? — прозвучал голос из-за полога, и я, вздрогнув, уронила свиток.
Там стоял Марк, и я не могла знать, как долго он уже наблюдает за мной.
— Еще тогда на охоте я заметил это поразительное сходство, — сказал он, входя и поднимая портрет.
— Такое случается, — чуть слышно ответила я.
— Что случается? — не совсем понял он.
— Что двое разных людей похожи друг на друга.
Еще никогда я не чувствовала такого смущения и страха. Марк разглядывал меня очень пристально. Вероятно, он хотел разглядеть во мне что-то знакомое, что-то от той девочки.
— Ты утверждаешь, что ты — бигару?
Я кивнула.
— Где ты родилась, как жила до того как попала на материк и оказалась в руках раньядоров? Расскажи мне о своей жизни, — повелел он и стал удобно располагаться в кресле, вероятно ожидая длинного рассказа.
Я задумалась. И что ему рассказать? Выдумывать я не хотела. Не хотела врать ему. И решила поведать всю правду:
— Раньше я жила совсем в другом мире. И была свободна. По крайней мере, на моей спине не было клейма и следов от плетки, — начала я свой рассказ, но вдруг поняла, что не так уж это просто. — Меня привезли сюда против моей воли. Здесь начались мои испытания. Я сбежала от моих похитителей, набрела на поселок унчитос. Это было неплохое время, пока не появились раньядоры. Они продали меня Мариусу Плавию, рабовладельцу из Маркузы. От него я попала к астрологу Квинтусу, он тоже был бигару и собирался дать мне вольную, но не успел. Это был единственный дорогой мне человек. Он умер, и я попала обратно к Мариусу.
— Где ты жила? У тебя были родители? Кто они? — продолжал допрос Марк.
— У меня не было родителей. Верней, я их не помню.
— Я так и думал, — сказал Сагдор. — Может быть, ты просто не помнишь о своей прошлой жизни?
— Я помню! — испугалась я, поняв, куда он клонит.
— Ты действительно помнишь или кто-то внушил тебе это?
— Я помню! — повторила я почти с отчаяньем.
— Тогда скажи свое настоящее имя! — вдруг настойчиво потребовал он. — Ведь Скубилар — это прозвище, не так ли? Прозвище, которое тебе дали унчитос.
— Откуда вы знаете? — совершенно оторопела я, понимая: что бы ни придумала я сейчас, все будет звучать неправдоподобно.
— Лилин рассказала. Я расспрашивал о тебе. Надеюсь, ты не в обиде?
— Я? — Кажется, мне совсем стало дурно: я вспомнила, что в поселке знали мое настоящее имя. Лилин сказала ему, наверняка сказала…
— Ну, так как же тебя звали раньше? — очень настойчиво спросил Марк и даже чуть подался вперед.
Я продолжала молчать упорно и безнадежно. На меня вдруг напала ужасная растерянность. Я не могла решиться ни на что и потому просто молчала, а на глаза уже стали наворачиваться слезы, непонятные, глупые слезы.
— Слишком много совпадений, — тихо говорил Марк. — Тебя зовут Юлия, не так ли?
Я промолчала, согласившись.
— И ты очень похожа на нее. Да ты сама убедилась, рассматривая этот рисунок пятилетней давности.
И тут я решилась:
— Позвольте мне сказать!
— Говори.
— Да, меня действительно зовут Юлия, это имя мне дали при рождении. Но разве мало на свете женщин, которых одинаково зовут? Может быть, я похожа на ту Юлию, это трудно объяснить, но я — не она. Я — бигару. И всегда была бигару. Моя память достаточно ясна.
— Так, — сказал Сагдор и задумался на минуту, рассматривая рисунок, потом снова посмотрел на меня и добавил:-В общем, я не сомневался, что ты — не она. Мне просто нужно было в этом убедиться. Я почти не знал ее. Видел лишь совсем маленькой. У нее был покладистый и мягкий характер, и даже если бы случилось так, что ее захватили черные работорговцы, она стала бы послушной дэшу. В отличие о тебя. Теперь, когда я знаю, что она жива, я должен разыскать ее.
— Боюсь разочаровать вас, — произнесла я осторожно, решившись рассказать все до конца, чтоб раз и на всегда разрешить все недопонимания.
— Ты что-то знаешь?
— Там. в этой клинике, о которой говорил Корнелий… Это была я.
— Ты?!!
— Из за сходства с вашей Юлией, да и из-за имени к тому же, меня приняли за нее и представили меня всем как дочь цензора Солона, римского гражданина. Я потому и сбежала оттуда, что меня собирались выдать не за ту, кем я была на самом деле.
— Тебя собирались вернуть в дом Солона как его дочь?!! — совсем изумился Марк.
— Так и случилось бы, если бы я действительно потеряла память, как они решили. Но я уже говорила вам, что моя память ясна, как никогда.
Лицо Марка потемнело. Он опустил глаза и задумался. Я почувствовала невероятное облегченье оттого, что все, наконец, разрешилось и оттого, что не пришлось ничего выдумывать и врать Сагдору. Теперь оставалось лишь дождаться его решения.
— Странно, что ты не захотела стать знатной и предпочла этому жалкое прозябание унчитос.
— Тогда я еще надеялась вернуться домой.
— А теперь — надежды больше нет? — улыбаясь едва заметно, спросил он. Очередная наивная проверка на верность дэшу.
— Теперь — нет, — ответила я с такой уверенностью, с какой можно говорить лишь истинную правду. Он-то имел в виду Самарьяр, а я Землю. Так что я нисколько не погрешила…
На этом разговор прервался. Казалось, он все выяснил уже, но еще раздумывал на чем-то.
— Ты можешь идти, — произнес он спустя некоторое время.
Я сразу же направилась к выходу, но когда уже откидывала полог, чтоб выйти, услышала вдогонку:
— Ты все-таки очень на нее похожа.
Я не посчитала уместным отвечать и ушла, оставив его одного с думами, пыльными свитками, бюстами его предков и… моим портретом. Странно: в какой-то момент я хотела поверить в то, что я и есть та Юлия. И почти поверила, но… она была бы послушной рабыней, а я — бигару. Бунтарка, мечтающая лишь о свободе, не может стать робкой аристократкой и покорной женой. Никогда…
ГЛАВА 16
МЕЧТА, НЕ ПРЕДАЙ!
Мечта, не предай!
Пусть вихри в лицо! Пусть волны соленые мечутся.
Пусть парус трепещет и мачта скрипит,
И падает небо на плечи мне.
Мечта не предай!
Пусть солнце сгорит! Пусть звезды на землю обрушатся!
Ослепни, оглохни, но все же дерзни,
Судьбы приговора ослушаться.
Мечта, не предай!
Пусть сердце в огне и горечь в груди разливается.
Мечта, не покинь! Ведь если предашь,
То что же тогда мне останется…
— Слава богам, они наконец-то уехали, — сказала кухарка, заходя в кухню.
— И хозяин тоже? — спросила я, тайком утирая слезы.
— Он, кажется, остался. Хотя это странно, обычно он уезжает вместе с гостями. Но он все равно скоро уедет, его ждут дела в Риме.
Почему-то меня часто стало пробивать на слезу. Последние три дня, что прошли после решающего разговора с хозяином протекли для меня в каком-то тумане и забытьи. "Что это с тобой?" — не раз интересовался Агриппа. Да откуда мне было знать? Нужно было начинать строить нашу птицу.
Я разыскала старика как только последний гость покинул Леранья-Рес. Пора было начинать действовать. Не смотря ни на что…
— Как насчет шелка?
— Я не нашел его, — безнадежно развел он руками. — Не знаю, куда он делся. У сына я не могу спросить, не наведя его на подозрения.
— Его нет в сокровищнице?
— Нет. Белого шелка нет. Возможно он перевез его в Рим, в свой дом.
— Нет белого? А какой-нибудь есть?
Агриппа потупился и засопел.
— Что нет никакого?
— Есть, но… Только красный. Красный как кровь…
Мне словно снился какой-то сон, бессмысленный сон.
— Красный?!! В самом деле?! Агриппа, ты что?! Ты в своем уме?! Что ты пророчишь мне?!
Так наверное и должно было случится. Мечта не может сбыться полностью, таков закон подлости. Даже здесь, за черт знает сколько световых лет от Земли, он действовал безотказно. Кровавые крылья — вот оно, то, что должно быть, что суждено. Но даже это не удержит меня здесь. Оставаться в Леранья-Рес я не могла даже лишней минуты. Теперь не могла. Все изменилось.
— Ты не станешь делать птицу?
— Стану, Агриппа, еще как стану! Меня это не остановит. Как насчет остального?
— Все есть.
— Это судьба… А на что ты рассчитывала? Все именно так и должно быть.
— Ты с кем говоришь?
— Что?
— О какой такой судьбе ты толкуешь?
— Я о кровавых крыльях, Агриппа. Ты что сам не понимаешь? Это — Судьба!
— Да это судьба! — напыщенно подтвердил старик. — Ты же — Птица Дилей!
— Но ведь она же погибла! Меня ждет та же участь!
— Она погибла с честью и свободой!
— Да. С честью и свободой… так и должно случится. Другого конца у бигару быть и не может… Я схожу с ума, Агриппа.
Но я не свихнулась. Мне не дала это сделать работа. А она начинала кипеть. Старик помогал мне, как мог, но силенок его часто не хватало. Приходилось что-то изобретать, придумывать. Это отвлекало меня от печальных мыслей. А вынужденная отчаянная осторожность и риск вливали в кровь так необходимый мне адреналин. И все же, время то вспоминается мне смутно как будто в тумане. Ведь я была безнадежно больна.
