Ахэнне - Принцип подобия

— Амбивалент, — выплюнул он, отравленную соленую влагу. — Причина всему. Он существует. Мы знаем. И вы знаете, правда? Это Амбивалент сотворил с ней, — указал пальцем на блондинку, — И с другими. Разумные одержимые — дети этой… твари. Мы должны остановить его, кем бы оно ни было.

Ближе к последним словам повисла тишина. Гортанное "трррупы" вклинивалось в редкие стоны раненых.

Цитадель внимала.

"Теперь знают все", — Целест улыбнулся уголком рта. — "Тем лучше. Мне осточертели эти гребаные тайны".

Он выхватил из толпы побледнелое до оттенка слоновой кости лицо Тао. Ависа, шевелящего губами: "Зря ты…" — распознал с чуткостью глухонемого. Потом заметил Рони под руку с Аидой, девушкой-Магнитом, от которой когда-то спасал. Среди Магнитов нет врагов, вспомнилось из уроков еще Тиберия, а потом и Декстры. Мы братья и сестры. Мы единое целое. Гомеопаты, чья сила зло, но служит во благо — исцеляет подобное подобным.

Рони кивнул из толщи голов и серых мантий. Целест продолжил.

— Какой смысл скрывать? Вы ведь этого добивались пытками одержимых, выяснить хоть что-нибудь об Амбиваленте от них? Поэтому приказывали доставлять живыми, для этого мы превратились из санитаров в Инквизицию. Антинаучные бредни" — правда… Ведь правда же? Господин Винсент? Госпожа Декстра?

Запнулся, захлебнулся глотком влажного душного воздуха. Декстра — будто каменная, статуя античной богини войны, Ники Самофракийской. Недостает крыльев и меча, но их легко представить — да и зачем Магниту меч. Огонь сильнее. Ее огонь выжжет живое и мертвое. Финальным очищением.

Винсент почему-то улыбался. Грузная фигура воспринималась расслабленной, мистик точно грезил наяву, но Целест осознал: Виндикар, а может, и вся Империя в руках этих двоих. Винсент мог бы подчинить каждого Магнита и человека — просто кивком; целый мир "отключенных", послушная паства.

"Я пред ликом богов. Ну и ладно".

— Да, — сказал Винсент, закрывая лицо распухшими подагрическими ладонями, — Амбивалент существует. Амбивалент пробудился. Это правда.

Теперь молчание пульсировало. Точкой материи перед Большим Взрывом. Умолкла даже (трррупы, трррупы) блондинка.

"Я пред ликом богов… но даже боги беспомощны перед Амбивалентом".

По-настоящему жуткое откровение. Так ребенок узнает, что он и мама с папой смертны. Может быть, на могиле раздавленного мобилем любимца-кота. "Томми теперь на небесах с ангелами, детка… да, все мы будем там".

— Без паники, — на всякий случай рявкнула Декстра, словно предлагая бояться ее, а не какую-то неведомую тварь. — Каждый из этих… разумных одержимых знает о своем хозяине. Пока они молчат.

Винсент кивнул: молчат — означало непроницаемость сродни свинцовому резервуару. Целесту захотелось нырнуть в толпу. Поздно. Уже полез на баррикады.

Декстра продолжала — ее лицо из-за пламенных отбликов заострилось, словно ритуальная маска:

— Пока. Мы просили помощи у Сената, но, видимо, придется обходиться своими силами. Что ж, теперь вы все знаете — но пусть каждый помнит, что страх и отчаяние дурные помощники. Орден Гомеопатов однажды спас цивилизацию, спасет и второй раз. Вопросы есть?

Вопросов не было. Целест вглядывался в грифельно-серую толпу. Пытался ощутить каждого, подобно тому, как ловят "волну" эмоций эмпаты. Вот возбужденно шепчется стайка малышей во главе со знакомцем-гидрокинетом. Лохматый Магнит ухмыляется молоденькой, совсем девчонке — ученой, мол, не бойся, я ведь с тобой. Теоретики чиркают что-то в блокнотах. Тао подтянулся на цыпочках и зажал рот напарнику — видимо, чтобы окружающие не слышали мрачных прогнозов. Только не сейчас.

"Мы выживем, правда?"

— Тру-у-упы. Тру-у-упы, — завелась одержимая; заунывный вой, словно суку палкой отдубасили. Целеста передернуло. Не его одного — даже Винсент разомкнул кожистые веки, поморщился.

— Прошу разрешения на допрос и призыв, — выступила Аида. Рони по-прежнему стоял рядом. — Мое имя Аида Райто. Одержимая убила моего мужа и напарника, но он удерживал ее в течение всей операции. Она моя по праву.

— Это так, — кивнула Декстра. — Ты — воин. Кто заменит вторую половину на призыве?

— Я. Иероним Тарк, — голос сорвался на фальцет. Рони покраснел.

— Дозволяю, — поставил невидимую печать Винсент.

Целест понял, его шоу закончилось — пора спрыгивать со сцены и уступать другим. Публичная пытка, публичный призыв. То, что доктор прописал — доказать, мы сильнее одержимых, насытить кровью и местью, и возможно, учуять след Амбивалента.

Почему бы и нет?

Целест хлопнул Рони по плечу:

— Валяй. Выуди из нее все, что можно.

Рони чувствовал себя обернутым в вату. Вата затыкала уши, глаза, заползала волокнисто в рот, перекрывая дыхание и доступ света, звука, мыслей. Барьер он выставил нарочно, боялся, что чужая паника разорвет изнутри, словно бумажный пакет; задыхался теперь в изоляции. И охотно вылупился из невидимой "ваты".

Блондинка выгнулась навстречу, игриво повела бедрами. Рони натолкнулся на преграду — естественную защиту "физика" — неправильно это, подобное лечится подобным. На свободе одержимая испепелила бы уже незадачливого Магнита-мистика. Призывай своих — не тронь чужое.

"Ну же. Хоть что-нибудь. Амбивалент… теперь я знаю, что искать. Мы все знаем. Так проще, наверное".

Шмыгнул носом, пытаясь учуять табачный дым (где ты, Целест?) и волглую сырость пыточной камеры. В толпе — тяжелее; Рони ощутил себя фокусником, только вместо кролика с пушистыми ушами и розовым влажным носом, вытягивал…

"И-и-информацию".

Возле уха сопела Аида. Дожидалась своей очереди — не отключи, нет, она не позволит, чтобы убийца мужа подохла, не сознавая причин казни. Разумные одержимые — не омертвелая гангренозная гниль, как прежде. Дети Амбивалента — враги.

Рони зачерпнул ненависть Аиды, словно снулые воды серного источника — направил на опутанную нейтрасетью блондинку. Она дернулась навстречу, изогнулась, раздвигая бедра — под обрывками платья белья не оказалось; Рони сглотнул.

"Она не человек. Она — часть Амбивалента…"

Вместо воя — томные придыхания, за подобные проститутки в Пестром Квартале дерут втридорога. Кто-то из зрителей зафыркал, кто-то хихикнул напряженно. Уведите детей, — послышалось из третьего угла. "Не тем занят", — из четвертого.

Рони вспомнил мед и ваниль — белую кожу Элоизы, у нее другой оттенок. Одержимая — словно русалка, матовая муть нежити. Элоиза яркая. Элоиза настоящая. Рони останется верен ей, даже если она выбрала другого…

Сделай правильный выбор. Как всегда.

Одержимая заорала, теперь от ужаса.