Гарри Тёртлдав - Тьма надвигается

— Вы показали золото, — продолжал Фернао. — Предполагаю, что вы собираетесь расплатиться им со мною. Чем я должен буду его заработать?

— Это — вашим вниманием, — ответил Шеломит, подтолкнув к чародею спрятанную под ладонью монету.

На аверсе ее красовалась пышнобородая физиономия дьёндьёшеского короля, окаймленная надписью на демотическом дьёндьёшском, — Фернао признал письмена, но прочесть не мог. На взгляд чародея, монета ничем не выдавала происхождения или намерений незнакомца. Золото свободно растекалось по миру, и человек коварный мог воспользоваться этим, чтобы скрывать, а не разоблачать.

— Вниманием, — повторил Шеломит, словно отзываясь на мысли Фернао, — и благоразумием.

— Благоразумие, — отозвался Фернао, — имеет две стороны. Если вы потребуете от меня предать короля или державу, благоразумие потребует от меня немедля позвать жандармов.

Он почти ожидал, что при этих словах Шеломит вспомнит, что у него срочные дела. Но бородач только пожал широкими плечами.

— Ничего подобного, — успокоительно заметил он. Разумеется, если незнакомец врет, этого и следовало ожидать. — Вы вправе отказаться от предложения, которое я намерен сделать, но оно не в силах оскорбить даже самые патриотические чувства.

— Подобного рода заявления требуют некоторого подтверждения, — отрезал Фернао. — Скажите уж прямо, чего хотите. А я отвечу, сможете ли вы получить желаемое, и если да — то по какой цене.

Шеломит болезненно поморщился, из чего Фернао сделал вывод, что просить его говорить прямо все равно что умолять водопады Лейшоиша течь вверх. Наконец, отхлебнув еще сидра, незнакомец повторил:

— Так вы умеете проникать в малодоступные места и выбираться оттуда?

— С этого мы начали беседу. — Чародей спрятал золотой в кошель на поясе и сделал вид, будто уходит. — Всего вам доброго.

Как не без оснований ожидал Фернао, под ладонью Шеломита проросла еще одна монета. Чародей поднялся на ноги.

— Милостивый государь, — жалобно промолвил бородач, — присядьте, имейте терпение, и вам все станет ясно.

Фернао вновь опустился на стул, и незнакомец передал ему вторую монету. Чародей отправил ее вслед за первой: утро получалось прибыльное. Шеломит сморщился еще сильней.

— С вами всегда так тяжело?

— Стараюсь, — ответил Фернао. — А вы всегда говорите загадками?

Шеломит пробормотал что-то себе под нос, но Фернао, к своему разочарованию, не разобрал, на какое наречие перешел чужеземец от расстройства. Чародей терпеливо выжидал — быть может, ему удастся, ничего не делая, заполучить еще пару монет?

— Разве не разрывается ваше сердце, — промолвил вместо этого Шеломит с видом добровольной жертвы зубодера, — при виде помазанного монарха, заключенного в изгнании вдали от родной земли?

— А-а, — воскликнул Фернао, — так вот откуда ветер дует! Что ж, вопрос за вопрос: а вам не кажется, что королю Пенде куда приятнее изгнанником жить в Янине, чем попасть в руки альгарвейцев или ункерлантцев при бегстве из Фортвега?

— Вы умны, как я и надеялся, — отозвался Шеломит, не жалея лести. Фернао был не настолько наивен, чтобы попасться на его удочку. — Ответ на ваш вопрос — «да», но лишь до определенной степени. Король не просто изгнанник, но на деле — пленник. Король Цавеллас держит его при себе, чтобы выдать конунгу Свеммелю, если давление со стороны Ункерланта станет слишком велико.

— А-а… — повторил Фернао и перешел на медлительное звучное фортвежское наречие. — И вы желаете вывезти его за пределы досягаемости конунговых слуг?

— Именно так, — ответил Шеломит на том же языке. — Имея в команде волшебника, мы скорей добьемся успеха. Имея в команде лагоанского волшебника, мы скорей избежим возмездия конунга Свеммеля.

— Судя по тому, что я слышал о конунге, предосторожность разумная, — заметил Фернао. — Следующий вопрос: почему вы решили, что я именно тот лагоанский чародей, который вам нужен?

— Вы плыли в Альгарве во время войны — почему бы не отправиться в Янину в дни мира? Вы чародей первой статьи, так что вам хватит сил наложить любое потребное нам заклятье. Вы, как только что показали, владеете фортвежским. Я бы соврал, сказав, что вы единственный чародей, к которому мы обратились, но именно вас я бы предпочел иметь в команде.

Скорей всего, то же самое соратники Шеломита говорили другим кандидатам. Стоит одному согласиться, и к остальным он потеряют всякий интерес. Фернао призадумался: не окажется ли он настолько опрометчив, чтобы сказать «да»? В Янине он никогда не бывал. Добраться туда будет нетрудно, если только за время плавания конунг Свеммель не захватит страну: зажатое между Альгарве и Ункерлантом крошечное королевство сохраняло покуда нервозный нейтралитет. Выбраться оттуда, особенно вместе с королем Пендой, будет куда сложнее.

Конечно, Шеломиту будет, в сущности, все равно, покинет ли Янину чародей Фернао, если только короля Пенду удастся вывезти из страны. Это может сделать жизнь волшебника интересной… но не очень приятной. Человек разумный забрал бы два полновесных дьёндьёшских золотых и отправился бы по своим делам.

— Когда отплываем? — спросил Фернао.

Маршал Ратарь перетерпел обыск, которому подвергли его телохранители конунга Свеммеля, с несколько меньшим безразличием, нежели обычно. Самомнение его не разрослось до такой степени, чтобы полагать персону первого маршала неприкосновенной, однако времени, потраченного впустую перед тем, как допустить Ратаря пред очи владыки, он жалел остро.

Так же остро он сожалел о времени, потраченном на то, чтобы протереть лбом ковровую дорожку перед троном. Церемонии хороши в свое время и на своем месте; они напоминают подданным о величии и мощи сюзерена. Ратарь, однако, прекрасно знал о способностях конунга. Поэтому тратить время по требованию этикета казалось ему неэффективным.

Конунг Свеммель считал иначе. Мнение конунга, как обычно в Ункерланте, считалось правильным.

— Да возрадуется ваше величество, — промолвил Ратарь, когда ему, наконец, дозволили встать, — я явился по вашему приказу.

— Наше величество не радо, — отозвался Свеммель тоненьким капризным голоском. — Со всех сторон мы окружены врагами! Ради вящей славы Ункерланта и нашей безопасности мы должны избавиться от них! По одному!

От избытка чувств он подпрыгнул на троне. В припадке подозрительности конунг вполне способен был решить вдруг, что Ратарь тоже враг, и отправить маршала на плаху. В годы Войны близнецов так погибло немало офицеров, порой весьма высокопоставленных. А с тех пор еще больше.