Евгения Фёдорова - Жертвы времени

— Послушай, я был днем слегка… резок, — вдруг сказал Мастер. — Послушай, в городе есть люди… не маги, которые пользуются уважением. Если ты впредь хочешь избежать подобных случаев, заручись их поддержкой. Просто прояви к ним интерес, люди любят, когда другие интересуются их делами и занятиями. Ну, понимаешь?

Я промолчал и Мастер вскоре ушел.

Где-то за окном протяжно и одиноко завыла собака. Странная тревога в этом вое заставила меня сесть в кровати. Я посидел немного, вслушиваясь в полную скорби песню, потом встал, перебравшись в кресло, поближе к куреву и тут вспомнил о своем желании напиться до бесчувствия. Да, это было бы наилучшим для меня выходом. Ничего не помню, ничего не знаю, ни о чем не думаю.

Я заглянул в кувшин на столе: там было вино, красное и густое. Удивительно, еще утром кувшин был совершенно пуст, неужели у меня есть собственная прислуга, которая предугадывает мои желания?

В животе неприятно заурчало — пожалуй, не мешало сперва перекусить. Покосившись на кувшин, я все же не стал пить на голодный желудок и, одевшись, вышел на улицу. Мимо ехала телега, несколько хмурых людей зажигали и развешивали на крючьях тщательно вычищенные от копоти масляные фонари — по два на каждый дом. В сгустившейся темноте город обретал совершенно другой вид. На узких боковых улицах вообще не было никакого освещения, на центральных фонари лишь следка разряжали мрак, но у меня создалось жуткое впечатление, что сам город светится изнутри.

Жизнь не затихала, кто-то весело смеялся, прогуливались люди, рабы с ведрами смывали с мостовой запах конской мочи.

За каждым окном горел свет, из приоткрытых форточек тянуло приятными ароматами лаванды и яблок — это источали легкий запах горящие в подсвечниках свечи. Я видел дням мастерскую, где этих свечей было видимо невидимо, высоких и низких, цветных и молочно белых. Сама лавочка благоухала травами и чем-то сдобным, от чего невольно хотелось перекусить.

Теперь все лавочки были закрыты, люди отдыхали после длинного дня и чем ближе я подходил к центру города, тем громче звучала музыка — пели прямо на улицах, и тем больше становилось людей. И никто не обращал на меня внимания.

На кухне в этот час было довольно много людей, над столом стоял настоящий гуд голосов, какой-то мальчишка, весело притопывая, в углу играл на маленькой звонкой скрипке, но никто не слушал.

Дверь трапезной была приветливо открыта и стоило мне войти, как ко мне подошла уже знакомая дородная кухарка.

— Желаете ужин? — спросила она громко. На ее переднике не было ни одного пятна, пухлые руки были сложены на животе.

— Да, и есть ли у вас что-то крепкое выпить?

— Конечно, — согласилась она, — сейчас, дори, вы присаживайтесь с краю, вон целый стол свободный и к нам поближе, — она улыбнулась, толи заигрывая, толи подтрунивая надо мной.

Она была в сущности права: знакомств для меня было сегодня и так предостаточно, я лучше посижу тут, в уголочке, послушаю, о чем говорят местные.

Они говорили о снежном дубе, о том, что в этом году засуха убивает злаки. Кто-то громко расхваливал коричные пирожные, человек со странными, по локоть коричневыми руками, кожа на которых слегка шелушилась, ворчал, что краски для шкур в этом году опять не привезли.

Стучали ложки, раздавались перекаты смеха, пронзительно пиликала скрипка.

Кухарка поставила передо мной тарелку с сочными кусками мяса, большим ломтем хлеба, и глиняный кувшин с кружкой.

— Приятного, — сказала она и заторопилось, потому что кто-то громко позвал ее:

— Латти, Латти, иди сюда, иначе сгорит жаркое!

Я плеснул в стакан из кувшина. «Покрепче» оказалось всего лишь белым, пахнущим изюмом и травами, вино. Я пригубил — приятный мягкий букет и тепло спиртов обволокло рот. Хороший напиток, но я конечно имел в виду что-то такое, что было налито во фляге Мастера. Быть может, без него здесь тоже не обошлось, кто знает.

Мясо было мягким и сочным, я запивал его вином и к моменту, когда закончил с едой, уже серьезно запьянел. Отодвинув тарелку, я продолжал неторопливо потягивать вино, увлекшись наблюдением за людьми. То и дело кто-то уходил или приходил. В центре стола двое ссорились из-за какой-то вещи которую один якобы украл у другого. Уже через несколько минут крикунов увели прочь, я слышал, как кто-то уверяет недругов в том, что вещь просто потерялась.

Хмель завладевал разумом, расслаблял тело и делал мир проще, чем он мне казался совсем недавно.

— Славно! — невесело проворчал я, заглянув в кувшин. — Половина литра и я хорош! Так дело пойдет, и вправду добьюсь своего раньше, чем рассчитывал…

Глупо ухмыльнувшись, я сделал еще один большой глоток прямо из кувшина и встал, оглядев людей. Никто не смотрел на меня, ноги держали плохо и я оперся на край стола, чтобы не упасть.

— Эй! — крикнул я, подавшись вперед и чуть не опрокинул кувшин с остатками спиртного. Вооот, так лучше! Теперь все смотрели на меня, кто-то с любопытством, кто-то с раздражением, прочие равнодушно. Убедившись, что владею вниманием залы, я заговорил:

— Здравствуйте, жители Форта! Я приехал к вам недавно и еще никого не знаю здесь. Но, выражаю вам свое почтение…, - я галантно поклонился всем сидевшим за столами, чуть не стукнувшись лбом о гладкую поверхность стола. Держаться на ногах становилось задачей не из легких. — Вижу, вы скучно здесь живете, хотелось бы немного разбавить вашу обыденную обстановку. Пожалуй, я вам спою! Мальчик, иди сюда, что скажу?

Мальчишка, прекративший пиликать, воззрился на меня с нескрываемым удивлением и подскочил, чтобы получить нудные инструкции. Надо сказать, мы с ним быстро друг друга поняли.

По залу пронесся негромкий шепот, кто-то из мужчин резко встал, угрожающе стукнув кулаком по столу, но его тут же посадили за стол. Через мгновение по залу полетели одинокие звонкие хлопки — это Рене ободряюще хлопала в ладоши.

Чрез мгновение еще несколько человек присоединились к женщине, и кто-то даже крикнул:

— Давай, спой нам, что поют в больших городах! Что-нибудь повеселее!

Я взмахнул рукой, останавливая аплодисменты и запел. У меня был чистый и довольно сильный голос, мальчишка умудрялся попадать в такт и лишь некоторые из людей за столом возобновили свои разговоры. Помню, пел что-то из кабачного репертуара о свободных женщинах и выпивке. О безрассудстве и героизме.

Я плохо помню, что вытворял там. Кажется, спел несколько песен, но они были легкомысленны и не несли никакой особого смысла, зато развеселили внимательно слушавших людей. Кто-то предложил выйти проветрится и я с радостью согласился, позвав всех на улицу. Нетвердой походкой вышел во двор. Лестница оказалась серьезным препятствием, потому что мир вокруг не желал стоять на месте, а предметы вели какой-то безумный танец. Геройски справившись с лестницей, я вступил на неровные камни двора.