Джоэл Розенберг - Огненный герцог

— Не стоит, — проронил Бранден дель Бранден, отводя копье от груди Торри движением пальца. — Не вижу здесь ничего страшного. — Он повернулся к отцу Торри. — Я предлагаю дать мне слово чести; ваши дамы станут заложницами, а вы пообещаете не убегать и не брать в руки оружие.

— А что взамен?

Бранден пожал плечами.

— Взамен, Ториан дель Ториан, вам развяжут руки, и у вас будет такая же возможность помыться и привести себя в порядок, как у вашего сына, его дамы и вашей… жены.

Отец почти не раздумывал:

— На эту ночь я даю вам слово.

— Очень хорошо. — Бранден щелкнул пальцами. — Освободите Ториана дель Ториана от уз и не забудьте сковать его снова на рассвете.

Один из стражей — увидев нашивку на его плече, Торри решил, что это офицер, — сделал шаг вперед.

— Ториана Изменника? Вы поверите на слово Ториану Изменнику?

Торри вышел вперед.

— Что, приятно оскорблять человека, когда у тебя в руках меч, а он безоружен?

Он услышал, как позади задохнулась мать и отец издал низкий недовольный звук.

Стоявший сам по себе — никто из людей, казалось, не желал находиться подле него — Херольф улыбнулся, показав зубы слишком острые и желтые, чтобы походить на человеческие.

— А, хоть кто-то с характером по крайней мере! — Офицер неприятно улыбнулся и поклонился, не сгибая спину. — Я Данар дель Регинал, минор и коадъютант Дома Пламени. Лорд Бранден, даете ли вы позволение решить дело поединком сегодня вечером?

У Брандена был такой вид, будто он проглотил какую-то кислятину.

— Только до первого касания. Я не желаю видеть иной крови, кроме той, которая прольется после первого укола. — Он повернулся к Торри; на его лице, а в особенности — в глазах не осталось и следа улыбки. — Вы выросли не здесь, потому я прошу вас не обижаться, если я специально укажу вам: бой только до первой крови; я сам буду распорядителем дуэли и позабочусь об этом.

Торри кивнул, хотя шея у него, казалось, одеревенела.

— Я понимаю.

Бранден поджал губы.

— Что ж, слово дано, и в ожидании поединка вам бы лучше удалиться и освежиться. — Он протянул руку. — Вот ваши шатры; вашу даму проводят к реке вестри.

Внутри шатра мерцал один-единственный светильник, свисавший с крестовины над головой, как раз под укрытой колпаком отдушиной, проделанной в шелковой ткани. Полом шатра служил толстый ковер, постеленный прямо на мягкую траву; в углу лежали две скатанные в рулоны постели, каждая перехвачена лентой, завязанной сложным узлом.

Губы у отца побелели.

— Зачем ты это сделал?

Торри захотелось ударить его.

— Я устал сидеть и терпеть — в отличие от тебя!

У матери был такой вид, как будто Торри ударил ее.

— Неужели ты думаешь…

— Думает. — Отец покачал головой. — Надо было лучше его учить.

— Торри, — произнесла мать, — ты что, в самом деле считаешь, что твой отец — трус?

— Они так считают.

Отец улыбнулся.

Мать встряхнула головой.

— И почему же? Потому что, сдавшись, чтобы спасти нас с Мэгги, он ведет себя покорно?

— Да, он всегда жмется и…

— Думаешь, это спасет их от ножа в горло, — мать усмехнулась, — когда придет время?

— Если только это время придет… Я слишком долго ждал удобного момента, чтобы освободить Торри, Мэгги и тебя, — произнес отец. — Но я не видел возможности!

Мать похлопала его по руке.

— Все хорошо, — сказала она. — Мы и теперь найдем способ выбраться.

Они впервые за долгое время могли говорить, не боясь подслушивания.

— Мам, ты раньше знала обо всем этом?

Та сдержанно улыбнулись.

— Мне рассказывали… Только не всему хотелось верить.

Отец нежно сжал ее запястье.

— Думаешь, я не понимал, Карин? — спокойно спросил он. — Все эти счастливые годы меня огорчало, что ты не веришь мне. Но все равно, это было хорошее время.

— И этот туда же! — Она вырвала руку. — Похоже, тебе нравится происходящее.

— Таким меня вырастили, мин алсклинг, — спокойно ответил отец.

Мать открыла рот… и закрыла его.

Торри без труда читал ее мысли: друзья погибли, Торри убивал и убивал бы еще, а ты радуешься? Да как ты можешь?

Но что-то в отцовской манере держаться, в его взгляде говорило: «Я справлюсь, я уже взялся за дело». Так же он смотрел на бойню на лужайке перед домом.

Не самый приятный взгляд, даже если у вас крепкий желудок, но чем-то отец напомнил Торри дока Шерва, который опускается на корточки перед пациентом и открывает свой черный чемоданчик, или дядю Осию, который берет в руки отвертку и поднимает капот, или мать — когда она садится с пачкой листов перед компьютером.

— Слово для стратегии и фехтования в берсмале одно, — произнес отец бесстрастным тоном. Его губы на мгновение сжались в прямую линию. Затем он расслабился и пожал плечами. — Ладно, пусть будет, как будет. Что сделано, того не переделать; а тебя довольно ловко обвели вокруг пальца.

— Меня? Обвели вокруг пальца? Да они…

— Ториан! — Отец сделал паузу, потом покачал головой. — Сын, здесь тебе не Хардвуд. Ты знаешь о Тир-На-Ног только из рассказов Осии. Этого бы тебе хватило в каком-нибудь вандескардском городишке, но вырасти в Срединном Доминионе — нечто совсем иное. Эта жизнь сильно отличается от той, к которой ты привык: она стеснена правилами и обычаями и совсем непроста. Я рос здесь и знаю здешние нравы; ты воспитывался в других условиях.

Отец всегда любил простоту и терпеть не мог ничего заковыристого. Другое дело мать, которая просиживала за компьютером, извлекая смысл из происходящего на рынке ценных бумаг. Или дядя Осия, который выглядел счастливейшим из смертных, когда возился с каким-нибудь незнакомым механизмом, пытаясь вызнать его назначение или дефект. А отец блаженствовал, скинув рубаху, починяя забор.

— Возьмем, к примеру, Дакара дель Регинала. Ты думаешь, он просто так меня оскорбил? Дурно воспитанный хлыщ насмехается над пленником? Ничего подобного! Он хотел, чтобы я ответил ему, хотел заставить меня выйти с ним на бой — следовательно, он по крайней мере достаточно хороший боец, чтобы наблюдающие за боем поняли, насколько я в форме. — Отец покачал головой. — Ну, или ты, раз уж так получилось.

— Я одержу победу, — сказал Торри, надеясь, что говорит достаточно уверенно. Отец фыркнул.

— Очень смело, но откуда тебе знать? И даже если так — мудро ли это? — Он уселся по-турецки, сложив руки на животе. — Нет. Ты не должен победить. Ты проиграешь, притом совершенно определенным образом. Помнишь, как у тебя появилась дурная привычка отрываться от противника?

Торри не нравился оборот, который принял разговор, а еще меньше ему нравилась критика, однако он кивнул.