Алинна Ниоткудина - Ключ от радуги

— Ну как? — осведомилась магиня.

— Все выполнено, — отвечал Кайлас, — их двадцать два.

— Было двадцать три, — заметил один из наемников.

— Один фиолетовый!.. Должен был стать фиолетовым, я такого поднимать не буду. Кто из вас сделал это?! — его глаза источали ненависть и презрение, как нарывы гной. — Вы думаете хоть иногда?!

— Тише, мой мальчик, тебе нельзя волноваться. Это я не доглядела, они и не могли ничего увидеть, им этого не дано. А мне впредь нужно быть внимательнее.

«М-да, неужели старею? «- подумала асса. — «Нужно самой все проверять, не доверять никому». И дело не в том, что она купила у бедной крестьянки за сущие гроши ребенка, якобы для пожилых бездетных супругов, не в том, что он оказался будущим фиолетовым магом, а они при поднятии бывают непредсказуемыми, а в том, что он напомнил Кайласу его самого. В таком возрасте дети обычно ничего не запоминают, а Кайлас запомнил.

Кайлас — ее удавшийся магический эксперимент. Она весьма гордилась им. Он обладал памятью и разумом, у него оказались невероятные магические способности, которые он совершенствовал со всем тщанием. Но у него остались и чувства, что странно для любой нежити. С возрастом маг становился упрямым, дерзким и вспыльчивым. «Действительно, «живчик». Ну, что ж, — успокаивала себя асса Галенгейра, — в конце концов, любой талант имеет право на капризы и причуды, а Кайлас, безусловно, талант».

Когда-то с ним проделали примерно, то же самое, что его вынудили совершить сейчас, только еще изощреннее. Ему не дали умереть во младенчестве, не дали уйти за грань, заставляют быть здесь в мире живых, хотя он сам неживой, но он и не до конца мертвый. И умереть еще раз он не может, потому, как нельзя умереть дважды, как нельзя дважды родиться. И он мучается каждую секунду своего существования, как и эти двадцать два едва научившихся ходить ребенка, в которых сейчас на месте внутренностей упакованы мешочки с алмазной пряностью. Крохотные тельца набиты ими до отказа и заштопаны через край кривой орочей иглой. Еще три-четыре дня эти малютки-зомби будут выглядеть почти как живые дети. Они действительно дети, они не понимают, что с ними произошло. Вон одному стали очень интересны ниточки на его животике, и он умудрился их развязать. А теперь в полном восторге от найденных у себя внутри мешочков, принимая их за игрушки. Даже рев поднял, когда нехорошие дядьки отобрали развлечение. Но такими они будут недолго, их тела скоро охватит тлен, и они станут ходящим воплощением смерти, пока их мышцы и мозг не разложатся до конца, или не будут выедены насекомыми-могильщиками.

Он, в отличие от зомби, будут существовать очень долго, если бережно обращаться с его неживым телом, то практически бесконечно. А асса Галенгейра на редкость предусмотрительна, выбирает детей, которые уже могут ходить, но еще не умеют говорить. Он правильно их поднял, он просто не умел ничего делать плохо. Сейчас подойдет хозяйка, и он повесит нити управления на ее кристалл, три дня продержатся, этого должно хватить, чтобы довезти их до Ричелита и там выпотрошить еще раз. Никакая магическая стража не распознает его плетений, их никто не распознает. Хотя несколько лет назад в Караваче встречался один не совсем правильный маг, он что-то видел, он чувствовал его и его магию. Но где он сейчас, вообще жив ли он? Кайласу больше не на кого надеяться.

— Отпустите меня, я хочу уйти к себе.

— Конечно, ты сегодня прекрасно потрудился. Я скоро провожу тебя в твое жилище. А пока присядь, отдохни….

— И того мальчика, фиолетового, освободите от всего. Я сам его похороню…

— Конечно, дорогой, конечно…

Одрик уже третий час медитировал на своем чердаке, безуспешно пытаясь найти в кладовых своей памяти строки стихотворения, так внезапно всплывшие при одном взгляде на кусочек ключа. Учитель в очередной раз на него накричал и назвал «полной магической бездарностью» и «грандиозным лентяем», но потом все же смирился и обещал помочь найти стихотворение полностью. И начинающий Белый маг уже почти нашел, почти дотянулся, но… Его отвлек посторонний шум, у него бурчало в животе. Желудок настойчиво требовал еды, хоть какой…

Пришлось выходить из состояния медитации и идти вниз, на кухню, в поисках чего-нибудь съедобного. И вот он тихонечко, чтобы никого не потревожить спустился вниз. Дверь на кухню была закрыта не полностью, и на плиты пола падал тоненький лучик света. Одрик решил сперва посмотреть, кто же это не спит в такой поздний час?

— Куда идешь? Под ноги смотри! Чуть не раздавил…

Раздался из темноты шепот, и на мага уставились светящиеся глаза…

— Ты кто? — так же шепотом спросил он.

— Варг в пальто…

Тень с глазами чуть шевельнулась, и Одрик узнал характерные очертания Мары.

— Мара, а что здесь делаешь? — Все еще шепотом спросил Одрик.

— Хозяйку сторожу… Мало ли что…

— А где она?

— На кухне… А меня выгнала! Говорит «нечего попрошайничать», а сама… — Демон тяжело вздохнул. — Ну, раз ты тут, то я спать пошла…

Не успел маг открыть рот для ответа, а демона уже и след простыл.

«Ловко она научилась между пластов реальности бегать, растет…» Прокомментировал исчезновение демона Учитель. Одрик тряхнул челкой и, повинуясь настоятельному требованию желудка, решительно вошел в кухню.

Анна, в одной короткой рубашке, стояла у разделочного стола и что-то увлеченно ела. Левой рукой она ловко выуживала из большой миски местное соление, маленькие, без иголок кактусы, жутко соленые и острые. А другой придерживала хлеб, густо намазанный медом. Она с чавканьем откусила кусок хлеба, слизнула готовую упасть на пол каплю меда, и отправила следом хвостик кактуса.

— Фуфешь?

— Фто? — не понял Одрик, но машинально ответил «в тему».

Анна прожевала и, копаясь в миске, повторила:

— Будешь? Очень вкусные, почти как маринованные огурчики, только поострее будут. И медом хлеб намажь, очень вкусно.

— Э-э-э…, извини, нет!

Маг представил себе предлагаемой Анной сочетание вкусов, и аппетит поспешно удалился, желудок тоже сделал попытку убежать, но не успел, и впал в коматозное состояние.

— Ну и зря… чего бы еще такого добавить? Для полноты ощущений.

Анна положила хлеб, вытерла руки об рубашку и полезла в стоящий у стены короб. Покопалась там и вытащила оттуда кусок вонючего гномьего сыра с плесенью. Надо признаться, плесень была не гномья, а чисто местная, неизвестно почему кухарка его до сих пор не выбросила. Ни секунды не сомневаясь, ведьма уложила сыр на хлеб намазанный медом и продолжила поедание сего творчества, зажевывая все хрустящими солеными кактусами.