Ирина Анненкова - Мой личный чародей

Внезапно всё изменилось. День померк; стало холодно, очень холодно. Сочная трава и луговые цветы прямо на моих глазах ссохлись, почернели и рассыпались в прах. Вдруг я поняла, что мы лежим не на лугу, а на мертвом болоте, и с каждым движением медленно погружаемся в бурую вонючую топь. От ужаса у меня перехватило дыхание. Я попыталась поползти к краю трясины, но Дар лишь крепче обнял меня, не давая сдвинуться с места. "Милый, ну пожалуйста, пожалуйста, нам надо скорее отсюда уходить!" — молила его я, но он настойчиво продолжал целовать моё лицо и шею, загадочно улыбаясь и повторяя: "Не бойся, любимая, мы с тобой теперь всегда будем рядом!"

Забившись, я попробовала оторвать от себя руки чародея, но безуспешно. Сыто чавкнув, болото поглотило нас, и губы Дара заглушили мой последний крик…

Задыхаясь, я распахнула невидящие глаза и попыталась сесть, однако не смогла пошевелить ни рукой, ни ногой. Мой сон продолжался наяву, но только к мягкой подстилке меня нежно прижимал вовсе и не Дар. И губы, покрывавшие поцелуями моё лицо, и руки, настойчиво обнимавшие моё тело, были не его. И глаза, сиявшие передо мной в сумеречном предрассветном мареве, были совсем не серебристо-серые, а синие, напоминавшие в отсвете костра мокрый шелк…

С шипением я втянула в себя воздух. Эльф, тварь длинноухая, чтоб его!!

Ярость вскипела внутри меня с такой сокрушительной силой, что на какой-то миг мне показалось: вот-вот она затопит весь лес, воспламенит его и спалит дотла. Мгла неожиданно расступилась, и вокруг стало светло, почти как днем. Я могла видеть каждую травинку на полянке, каждую иголку на растущих вокруг соснах, каждую самую крошечную трещинку на камнях и коре деревьев. Я с интересом наблюдала, как в ужасе расширились глаза Аллардиэля — наглые синие глаза, в которых мне без малейшего труда удавалось рассмотреть каждую черточку и точку, — а по его виску вдруг потекла большая мутная капля пота. Сердце эльфа заколотилось с удвоенной, нет, утроенной скоростью — я слышала это, а моих ноздрей коснулся самый лучший запах на свете — запах всепоглощающего страха.

Лютая ненависть захлестнула меня с головой. Всё, что я теперь могла ощущать — это несокрушимое желание вцепиться в горло трясущемуся передо мною существу и рвать его плоть до тех пор, пока в ней останется хоть капелька жизни. Я зашипела и медленно подалась вперед, намеренно оттягивая тот сладкий момент, когда на моих клыках запенится горячая кровь. Боль от промедления доставляла мне некое извращенное удовольствие.

— Славка! Славка, ты что? Очнись! Приди в себя, ну?! — раздался истерический вопль. Орал кто-то очень знакомый — настолько знакомый, что я даже решила не торопиться убивать эльфа и слегка повернула голову, чтобы посмотреть, кто бы это мог быть такой смелый?

Степан, выгнув спину и распушив свою шерсть так, что стал похож на перепуганного ежа, рассерженно смотрел на меня огромными желтыми глазами. В них я не обнаружила ни капли страха, что было весьма удивительно — ведь я ненавидела всё вокруг, и его тоже. Я даже сделала едва приметное движение в его сторону, но вместо того, чтобы благоразумно бежать, зверек возмущенно и протяжно мяукнул, подскочил ко мне, смачно грызанул за ногу, отпрыгнул назад и что было силы гаркнул:

— Не смей!!

От боли я дернулась и ощутила, как яростно забилась внутри меня змеища, но ее время было упущено. Пелена ненависти поблекла и истончилась, а расступившаяся мгла снова сгустилась в плотные предрассветные сумерки. Сморгнув, я из последних сил обернулась к растерянному эльфу и от всей души впечатала кулак в его идеально вылепленную скулу.

— Ох, ты меня и напугала! — в который раз повторил Степка, устроившийся рядом со мною на подстилке из лапника. — Так напугала, так напугала! Это ж надо же было такую зверскую рожу скроить! Ты сам-то видел этот ужас? — это уже эльфу, жалко сгорбившемуся по другую сторону костра. Кот уже всласть сплясал на костях поверженного и деморализованного противника и теперь позволял себе продемонстрировать чуточку великодушия и снисходительности.

Уже совсем рассвело. Всё это время я пролежала ничком, никак не реагируя на приставания Степки и не отвечая Аллардиэлю, который несколько раз пытался со мною заговорить. Во мне не осталось ничего — ни боли, ни ужаса, ни стыда, лишь сосущая пустота и безразличие. В отличие от кота я прекрасно понимала, что со мною произошло. Моя вторая сущность терпеливо выждала и, застав меня врасплох, нанесла почти безупречный удар. Ещё немного — и моё перевоплощение было бы завершено, а глупенький эльф, решивший скрасить неблизкий путь небольшим романтическим приключением, всё-таки стал бы той самой жертвой, без которой я до сих пор ухитрялась оставаться человеком — почти человеком. Происшедшее со мною ясно показало: мне нет пути домой, но так же мне нет дороги туда, где я могу повстречать других разумных существ. Моя вторая сущность вынуждала меня к абсолютному одиночеству. Что ж — значит надо с этим смириться, принять свою новую жизнь, какой бы она ни была. Я молча поднялась с подстилки, на которой лежала, и, не обращая внимания на моих встрепенувшихся спутников — пока ещё спутников, — пошла к реке. Зайдя за разросшуюся иву, я разделась, а затем долго плавала в холодной прозрачной воде. Потом, окончательно придя в себя, вернулась к костру, на ходу отжимая намокшую косу и вытряхивая из башмака забившийся туда камешек.

— Завтракать будешь? — как ни в чем не бывало поинтересовался кот. Я кивнула, снимая с рогатины берестяной котелок со вчерашним остывшим травяным настоем. Ал, упорно смотрящий куда-то в сторону, протянул мне кусок холодной дичи. Под левым глазом эльфа созревал роскошный фингал — вмазала я ему точно от всей души!

— Ты бы себя только видела! — между тем вернулся к теме дня Степан. — Я так и не понял, как ты такую мерзкую харю умудрилась слепить? Нос плоский, глаза горят жутким пламенем, зрачки-щелочки… Славка, а как это ты сумела сделать глаза, прямо как у меня, а?

Не отвечая растрещавшемуся коту, я пристально посмотрела на Аллардиэля и сурово спросила:

— Ты хоть понял, что я могла убить тебя?

Эльф поднял на меня испуганные и несчастные глаза. Мне показалось, что передо мной сидит маленький растерянный мальчик, даром что я ему едва доставала макушкой до подбородка.

— Есть ли у меня хоть какой-нибудь шанс заслужить твоё прощение?

Я вздохнула. Ну при чем тут теперь разговоры о моём прощении? Похоже, остроухий так и не понял, что сегодня "благодаря" ему у меня уже началась внешняя трансформация…

— Ал, ты, конечно, повел себя гнусно. Но сейчас я не могу и не хочу об этом говорить. Я чуть не убила тебя и не обратилась сама. Ты что, настолько легкомысленный, что успел позабыть о моей второй сущности? И о том, что она рвется наружу? А ты к тому же решил ей немного помочь, да?