Дэн Абнетт - Всадники смерти

Арена представляла собой круг утоптанной земли, окруженный дощатыми бортами. Такого скопления публики, как в этот вечер, городской зал зрелищ еще не видел.

Ускел подал круглый щит из толстого дерева, и Карл продел левую руку в петли. Щит был синий с эмблемой – глаз в окружении змей – по центру и украшен черным лошадиным хвостом. Карл повращал рукой и прикинул его вес. Потом зар Улдин рукоятью вперед подал ему свой палаш.

Снова затрубил рог. Улдин принял из рук Лира широкий меч и решительно шагнул на арену. Навстречу ему вышел зар Крейа – гигант в остроконечном шлеме из золота, и они обменялись ритуальными ударами.

Вожди разошлись, и Карла вытолкнули на арену.

Курганцы завыли и начали отбивать счет, стуча кулаками по перилам на трибунах.

С противоположной стороны арены появилась человеческая фигура. Мужчина в железных и кожаных доспехах был вооружен мечом и щитом. Его гибкое тело было выкрашено в зеленый цвет. Карл с вызовом поднял палаш.

И только когда они сблизились до нескольких шагов, Карл узнал своего оппонента.

Это был Йоханн Фридел.

Глазницы Фридела были обведены белой краской, белым были закрашены и ввалившиеся щеки. И еще вертикальные белые полоски были нанесены на верхнюю и нижнюю губу. Он был похож на мертвеца, голова – череп, тело зеленого трупного цвета. Волосы Йоханна были прилизаны к черепу при помощи какого-то клейкого белесого состава.

– Йоханн?

Воин зарычал.

– Йоханн? Это я, Карл.

Фридел замахнулся мечом с глубокими желобами. Карл поднял левую руку, меч с грохотом обрушился на щит, сила удара чувствовалась даже через толстое дерево.

– Йоханн!

Еще один удар по щиту. И еще. Синие щепы разлетались в стороны.

– Ради Сигмара! Йоханн! Я – Карл!

Следующий удар был таким мощным, что щит Карла отлетел в сторону, и Воллен едва успел отразить его мечом.

Тело воина принадлежало Фриделу, в этом можно было не сомневаться. Но самого Йоханна в нем не было. Его глаза, обведенные белой краской, были… пустыми. Когда Карл был еще мальчишкой, у него была собака, веселая, игривая гончая. Однажды ее укусила крыса, и гончая подхватила смертельную болезнь. Отец Карла, чтобы собака не мучилась, убил ее мотыгой.

Взгляд Фридела был таким же, как у гончей Карла перед самой смертью. Пустой, дикий, обезумевший от боли, страха и тоски.

Они ходили по кругу и обменивались ударами. Фридел кидался вперед, Карл, прикрыв плечо щитом, оттеснял его назад. Еще одно столкновение, на этот раз – щит на щит. В теле Фридела таилась животная сила, о которой Карл и не подозревал.

Он сомневался, что этот юноша был так же силен, когда они виделись в последний раз.

Тогда перед самым падением Ждевки Йоханн Фридел выкрикивал имя Карла и умолял его не уходить.

Карла поразило то, какой болью отозвалось в нем это мимолетное воспоминание. Поразило… и разозлило. С тех пор как он чуть не бежал из выгоревшего леса, Карл стал жестче и спокойнее. Он избавился от способности страдать из-за того, что случилось при Ждевке, или горевать по тем, кого он там потерял. Для того чтобы жить дальше, необходимо было крепко стиснуть зубы и забыть о чувствах. В душе он давно оплакал Йоханна Фридела, которого, как и всех других товарищей, считал погибшим.

Но Фридел не погиб. С ним случилось нечто пострашнее смерти. Он превратился в разложившуюся копию себя прежнего и явился из мрака, чтобы напомнить Карлу о безвозвратных потерях и разбередить его душу. Вернулся, чтобы Карл снова прошел через всю эту боль. Фридел тоже страдал. Страдал, как подыхающий пес.

Так не должно быть. Карл должен был покончить с этими невыносимыми мучениями. Покончить. Покончить.

Толпа на трибунах орала и выла. Шум был таким громким, что Карл физически ощущал его силу. На мгновение он забыл, где находится.

Карл развернулся вокруг своей оси в поисках противника и поднял меч. По желобам, выбитым в мече, заструилась кровь и обагрила ему руку.

Изрубленный на куски Фридел лежал на арене. Его тело было настолько изуродовано, что Карл не мог на него смотреть.

Улдин вышел на арену и в ответ на восторженные крики варваров поднял вверх руки, увешанные широкими трофейными кольцами. Вслед за заром на арену выскочил Эфгул и побежал успокоить Карла.

– Дух Кхара! – задыхаясь, просипел курганец. – Ты подарил ему смерть, как настоящий демон, Азитзин!

– Хватит! Я не могу… не могу… – Карл ловил ртом воздух, его била дрожь.

Эфгул тряхнул его за плечи:

– Не сдавайся! Ты уже на полпути к цели!

– Я не могу…

– Будь тверже!

– Ты не понимаешь! Он был моим другом!

– Ты передал ему дар Чара! Дар перемены! Жизнь на смерть! Плен на свободу!

– Боги, помогите мне…

– Послушай, Азитзин. Банда Крейи – Символ Разложения! Нургл Нечистый! Если эта плоть и правда была твоим другом, ты избавил его от Пожирающего Все Разложения!

Эфгул говорил горячо и искренне, словно открывал Карлу страшную истину. Карлу слова курганца казались бессмыслицей.

– Я не понимаю, – сказал он, глядя на косматого Эфгула.

– Поживешь – поймешь.

Завыли рога, и Эфгул оттащил Карла в сторону. Улдин совершил формальный обряд, вызвав на бой зара Блейду. Рядовые курганцы собрали и унесли останки Фридела.

Арена опустела. Эфгул тоже ушел, прихватив меч Йоханна, чтобы выковать из него очередное трофейное кольцо на руку Улдина. На Карла вышел ритуальный боец Блейды.

Это был высокий воин в кольчуге и в металлических щитках на руках и ногах. Кожа его была выкрашена в красный цвет. Щита у воина не было. Обеими руками он сжимал длинный меч, выкованный мастерами Карроберга.

В какой-то момент Карлу показалось, что это Виннес, ведь Виннес был из Карроберга и у него была метка Блейды.

Но он ошибся.

И даже если бы это был Виннес, Карл все равно не отступил бы. Теперь уже нет. Не осталось никого, кого он не мог бы лишить жизни.

VIII. КУЛЫ

Они скакали на северо-запад двадцать дней и двадцать ночей. Герлах Хейлеман думал, что его сознание приспособилось к бесконечным степным просторам во время перехода в Дашику, но это путешествие сводило приобретенный им опыт на нет. Двадцать дней верхом, и, куда ни кинь взгляд, пустота. Герлах уже начал радоваться восходу луны или изредка пролетающим в небе канюкам. Эти короткие, бесценные перемены хоть ненадолго прерывали монотонность бескрайнего небосклона и поросшей травой равнины.

Так было до тех пор, пока он не обратил внимания на облака. Это случилось на пятый или шестой день пути. Герлах удивился тому, что он не замечал их раньше. Ни одно облако не повторяло другое. У каждого были свои очертания, плотность и цвет, даже скорость. Некоторые облака напоминали вполне определенные предметы – башню замка, пасущуюся лошадь, крыло орла. Герлах уже замечал, что кислевиты время от времени показывают друг другу на небо и делают какие-то замечания, которые обычно сопровождаются одобрительным цоканьем языком и довольным смехом. Теперь он понял, в чем дело. Они тоже видели облака.