Глен Кук - Черный отряд. Тени сгущаются

— Хорошо. Расскажи. — Я взглянул на Ворона. Стрела за стрелой вонзались в тряпку.

— Ты разве не собираешься все записать?

— Ах, да. — Я приготовил перо и бумагу. То, что я веду и храню Анналы, производит на всех огромное впечатление — ведь в них единственная надежда каждого из братьев на бессмертие. — Я рад, что не стал с ним спорить.

— С кем спорить?

— Ворон хотел, чтобы мы сделали ставки на то, кто из нас стреляет точнее.

Гоблин фыркнул:

— Ты, я вижу, поумнел и больше не попадаешься в ловушки для простаков. Готовь перо. — И он начал рассказывать.

Он мало что добавил к слухам, которые я успел собрать здесь и там. Он описал место, куда попал, как большую пустую комнату, мрачную и пыльную. Примерно этого я и ожидал от Башни. Как и от любого замка.

— Как она выглядит? — Это была самая интригующая часть головоломки. Я успел сотворить себе образ темноволосой, вечно молодой красавицы, чья сексуальная привлекательность ошарашивает смертных не хуже удара дубинки. Душелов говорил, что она прекрасна, но пока я не располагал мнением независимого наблюдателя.

— Не знаю. Не помню.

— Что значит «не помню»? Как ты можешь не помнить?

— Успокойся, Костоправ. Я просто не помню. Она стояла передо мной, потом… Потом я увидел лишь огромный желтый глаз, который становился все больше и больше и смотрел прямо сквозь меня, узнавая все мои секреты и тайны. Вот и все, что я помню. Мне этот глаз до сих пор в кошмарах снится.

Я разочарованно вздохнул:

— Наверное, мне следовало такого ожидать. Знаешь, она сейчас может пройти мимо нас, но никто и не подумает, что это она.

— Полагаю, именно этого она и желает, Костоправ. Если все развалится и станет таким, каким было до того, как ты отыскал те бумаги, она просто уйдет. Только Взятые способны ее опознать, а уж о них она как-нибудь позаботится.

Сомневаюсь, что все окажется настолько просто. Люди вроде Госпожи не способны воспринимать себя на второстепенных ролях. Низверженные принцы все равно ведут себя как принцы.

— Спасибо, что рассказал мне все, Гоблин.

— Не стоит благодарности. Рассказывать-то, по сути, нечего. Меня лишь волновало, что я столь долго откладывал наш разговор.

Ворон успел опустошить колчан и извлечь из чучела стрелы.

— Сходил бы ты да подбросил Одноглазому клопов в спальный мешок, или еще чем-нибудь занялся, — посоветовал он Гоблину. — Мы тут делом занимаемся. — Он явно нервничал из-за того, что так много мазал по мишени.

Нам придется полагаться друг на друга. Если кто-нибудь из нас промахнется, то не исключено, что мы умрем быстрее, чем успеем выпустить по второй стреле. Но об этом мне совсем не хотелось думать.

Все же такие мысли заставили меня сосредоточиться, и на сей раз большинство моих стрел угодило в красную тряпку.

Мне было дьявольски трудно выполнить свою обязанность вечером накануне того дня, когда нам с Вороном предстояло отправиться в неизвестность, но Капитан отказался нарушить трехсотлетнюю традицию. Он также отказался рассмотреть наши протесты по поводу того, что нас нанял Душелов, равно как и требование поделиться дополнительной информацией, которой он, несомненно, располагал. Я прекрасно понимал, чего именно и почему Душелов хочет добиться, но никак не мог догадаться, почему он выбрал для этого меня и Ворона. И то, что его прикрывал Капитан, лишь еще больше все запутывало.

— Хочешь знать почему, Костоправ? — переспросил он наконец. — Потому что я тебе приказываю, вот почему. А теперь выматывайся отсюда и иди читать.

Раз в месяц весь Отряд собирается вечером послушать летописца, зачитывающего отрывки из записей своих предшественников. Считается, что подобные чтения дают братьям возможность соприкоснуться с нашей историей и традициями, которые тянутся в прошлое на столетия и на тысячи миль.

Я разместил выбранную рукопись на некоем подобии аналоя и произнес обычное вступление:

— Добрый вам вечер, братья. Я прочитаю отрывки из Анналов Черного Отряда, последнего из Свободных Отрядов Хатовара. Сегодня я буду читать из Кинги Кетте, датируемой началом второго столетия истории Отряда, которую пополняли летописцы Осадок, Агрип, Дуб и Солома. В то время Отряд служил болебогу Чён Делора. Тогда Отряд еще был полностью чернокожим.

Отрывок, который вы услышите, принадлежит перу летописца Соломы и посвящен роли Отряда в событиях, связанных с падением Чён Делора.

Я начал читать, мысленно отметив, что Отряд служил многим правителям-неудачникам.

Эпоха Чён Делора во многом схожа с нашей, хотя тогда, имея в своих рядах более шести тысяч человек. Отряду было легче влиять на свою судьбу.

Начав читать, я позабыл обо всем. Старина Солома классно владел пером. Я читал три часа без передышки, громыхая, словно свихнувшийся пророк, и едва не ввел слушателей в транс. Когда я закончил, меня наградили овацией. Я отошел от аналоя с ощущением, будто завершил главное дело своей жизни.

Физические и моральные последствия моего спектакля навалились на меня уже в казарме. Поскольку я наполовину офицер, мне полагается собственная комнатушка, и я, пошатываясь, направился прямиком туда.

Меня поджидал Ворон. Он сидел на моей койке и что-то мудрил со стрелой, древко которой было обернуто серебряной полоской. Кажется, он на ней что-то вырезал. Не будь я таким уставшим, меня это наверняка заинтересовало бы.

— Ты был превосходен, — сообщил мне Ворон. — Даже я это почувствовал.

— Да ну?

— Ты заставил меня понять, что значило в те времена быть членом Черного Отряда.

— И что это до сих пор означает для некоторых.

— Да. И даже больше. Ты проник им в самую душу.

— Да, конечно. А что ты делаешь?

— Готовлю стрелу для Хромого. Вырезаю на ней его истинное имя. Мне его сообщил Душелов.

— A-а, понятно. — Я был настолько вымотан, что решил обойтись без уточнений. — А что ты от меня хотел?

— Впервые с тех пор, как моя жена и ее любовники попытались убить меня и украсть мои права и титулы, ты заставил меня хоть что-то почувствовать. — Он встал, прищурился и взглянул вдоль древка стрелы. — Спасибо, Костоправ. За то, что я некоторое время вновь ощущал себя человеком.

И он вышел.

Я рухнул на койку и закрыл глаза, вспоминая, как Ворон задушил свою жену, как молча снял с нее обручальное кольцо. Выпалив одну короткую фразу, он раскрылся передо мной больше, чем за все время со дня нашей первой встречи. Странно.

Я заснул, размышляя о том, что он расквитался со всеми, кроме главного источника своих несчастий. Хромой оставался неприкосновенным, потому что был одним из слуг Госпожи. До сегодняшнего дня.