Виктор Дубчек - Капитан. Наследник империи
— Хотеть-то хочу, Юрий Николаевич. Но некогда. Я по делу.
Он выразительно «пошелестел» пальцами.
Полковник выглянул в окно. Немец проследил за его взглядом. Водила так и дрых в седле.
«Страхуется старик», подумал капитан, «хотя понять-то его можно, как не понять».
— Ничего криминального, Юрий Николаевич.
— Это по твоим меркам, может, и ничего, — ответил полковник, оценивающе разглядывая полицайский бушлат. — А у меня, знаешь, семья. Что за дело, говоришь?
— Да бизнес у меня тут, с монголами. Так, по мелочи таскаю всякое, чтоб штаны только не падали. А щас мне партию лекарств заказали. Вы про матбазу-то упоминали… как насчёт «консерву» потрошнуть?
Полковник откинулся на спинку дивана.
— Ну ты даёшь, Эдуард. Вот уж, знаешь, не подумал бы…
— Юрий Николаевич, — терпеливо сказал капитан, — Вы хоть со мной-то в эти игры не играйте, ладно? Я понимаю всё.
Он запустил руку во внутренний карман и вывалил на стол с дюжину золотых колечек.
— Пока лом. Потом, если дело пойдёт, ещё валюты подкину. Я могу и в гражданскую пойти, но — сами понимаете. А Вы потом всё равно через округ докупитесь.
— Что надо? — рассматривая кольца и что-то по-быстрому прикидывая, спросил полковник.
— Антибиотики. Лучше всего — тетрациклин. Можно в АИ, можно так.
— Когда?
— Сейчас.
— Сколько?
— Всё, что есть, — честно ответил капитан.
Полковник только и хмыкнул от такой наглости.
— Ну, знаешь… — протянул он, карикатурно прищуриваясь, — может, и мне с монголами попробовать наладить?
— А то Вы не наладили.
— А как без этого сейчас?
— Не осуждаю. Так что с заказом?
- «Золотой час»? — почти серьёзно спросил полковник.
- «Золотой час», Юрий Николаевич, — спокойно ответил Немец.
Полковник побарабанил пальцами по столу, по-прежнему не прикасаясь к рассыпанным кольцам.
— Ну что, знаешь, — сказал он наконец. — Если б это не ты… Придётся всё-таки проехаться.
Ехали неспешно — некуда было спешить. Все и всяческие возможности противостоять грудной чуме достигли своего окончательного предела. Разделённый на обособленные плечи лагерь умирал, но, — отдадим должное решительности и целеустремлённости Лорда-Хранителя, — умирал медленно, не утрачивая подобающего достоинства. Впрочем, сколь угодно великая мера достоинства пред знаком мараны не имела более существенного значения — после того, как маги наглухо закрылись в своём плече, стало ясно, что нет надежды и на их бесконечные канды.
Кави не счёл бы нужным осудить академиков — их усилий не хватало уж и на поддержание собственного благополучия. К омерзительному сладкому смраду, источаемому бездыханными телами воинов, мастеровых, лавочников, аристократов… что же; всяк живёт по-разному — но гниёт одинаково, и одинаково истлеет; итак, в сие равнообильное зловоние всё гуще вплетался теперь фетор и из плеча магов.
Принц Содара намеревался отвратить подходящее войско своего отца от переправы через Нади, но забрать из него в своё распоряжение всех ушедших в поход академиков. Даже маги красного крыла, специализирующиеся на боевой магии, могли бы немало повлиять на распространение поветрия… так надеялся Содара.
Сам Кави, — о, разумеется! — возлагал надежды только лишь на возвращение сударя капитана. Колдовство Вишвы могло в известной мере сдержать развитие хвори — но никакую хворь нельзя сдерживать вечно, и любой заражённый, едва лишившись магической поддержки, немедля устремлялся к неотвратимой погибели.
Ещё день или, быть может, чуть более дня — и марана накроет весь лагерь, ибо заражению подверглось подавляющее большинство людей в нём.
Кави имел общение с городскими эльфами, которых Содара привлёк к работе в лазаретах. Соплеменники смотрели на беседчика с недоумением, — ибо одним из их круга он не был, в Нагаре сих лет наружность его, конечно, оставалась пока совершенно неизвестною; лесной же эльф не мог бы обладать подобной одеждою, манерами и свободой перемещения, — однако разговаривали охотно. Остроухие служители Вада утверждали, что из поддавшихся поветрию людей сам по себе не поправлялся никто… при том невосприимчивость к хвори, — исходя из предположения об уже повсеместном её распространении, — демонстрировал лишь каждый десятый в лагере. Кави начинал понимать, что так и оставшаяся необъяснимой болезнь, некогда прозванная Великой Чумой, ни в сиддху не годилась нынешней, занесённой Немцем.
Что же; будем «сжигать мосты по мере их появления», подумал Кави, c непроизвольной улыбкой обращаясь мыслями к сударю капитану. Он подхватил сию странноватую сентенцию от Немца и хоть, правду молвить, не вполне понимал её внутреннюю логику, однако же всё чаще начинал прибегать к логике наружной. Да и найдётся ли, в самом деле, какой-нито иной способ существования в мире, где каждый твой шаг, — сколь бы ни был этот шаг размерен, взвешен и продуман там, далёко в грядущем, — приводит лишь ко всё большему увеличению меры окружающего хаоса?..
Хвала сурам, теперь, по крайней мере, прежний гнетуще-мнительный вопрос «вернётся ли сударь капитан?..» сменился куда более уверенным и нетерпеливым «когда же, драконья погибель, он принесёт, наконец, своё снадобье?!»
Кави мягко пришпорил коня, нагоняя Лорда-Хранителя. Группа всадников во главе с Содарой оторвалась от остальной делегации — почтительный сын торопился приветствовать победоносного отца; как накрепко запомнил эльф, Адинам Добрый пренебрёг расположенным чуть выше по течению Нади паромом, предпочтя переправиться вброд. В иных обстоятельствах эльф предпочёл бы затеряться во вторых рядах встречающих передовой дозор Его Величества, но сейчас эльфу следовало встать ближе к недалёкому уж высокому берегу. Совершенно немыслимо было бы загодя предупредить Содару обо всём — и Кави стремился оказаться рядом с принцем, дабы иметь возможность подсказать ему какое-нито из суждений, способных оказать потребное воздействие на Его Величество. Своенравного монарха необходимо было удержать от соприкосновения с поветрием.
Знание грядущего — поистине бесценная вещь…
Он безотчётно поправил поясной ремень, как привык за долгие годы обладания иным бесценным сокровищем — Пагди.
Меча на поясе, разумеется, не обнаружилось, но жест не остался незамеченным — комендант-исполнитель, бросив на эльфа настороженный взгляд, немедля склонился влево и принялся нашёптывать Содаре нечто эдакое, несомненно, предостерегающее. Благородный Твур получил свою полоть чудесной пилюли при первых же признаках нездоровья — однако ж и это не примирило его с постоянным присутствием возле Лорда-Хранителя неких подозрительных, — о, весьма, весьма подозрительных! — персон.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});