Тролли и легенды - Пьер Певель

Удар попал в цель, но Соренсен все же не потерял самообладания.

— Гномы исчезли почти пять веков назад, лейтенант, — невозмутимо возразил он. — Истреблены нашими предками. Их вид так и не был включен в реестры, а их представители, что логично, так и не ратифицировали Соглашения о Вуали. С юридической точки зрения гномов, о которых вы говорите, — даже если ваше обвинение вполне обоснованно, — не существует.

— Совершенно верно, — подтвердила Тиа. — Я не могу заставить вас освободить тех, кого не существует, и не могу преследовать вас в этом направлении.

Старый тролль, кажется, слегка расслабился.

— С другой стороны, как полицейский офицер, я могу привлечь вас к ответственности за незаконное изготовление и перепродажу алкогольных напитков и распорядиться немедленно демонтировать вашу подпольную винокурню, — продолжала Тиа.

Глаза патриарха забегали, он обдумывал варианты.

— Вы сказали, что работаете в… Департаменте по регулированию метачеловеческих видов, не так ли? — промурлыкал старый тролль.

— Именно так.

— Подразделение-призрак во французской полиции, засекреченное в соответствии с Соглашеним о Вуали, и вы являетесь, по моим сведениям, его практически единственным представителем в Париже…

Тиа почувствовала угрозу в голосе патриарха, но решила продолжить дуэль:

— Вы хорошо осведомлены, месье Соренсен.

— Живя в Вуали, полезно знать сильные и слабые стороны своих союзников, равно как и врагов, — заметил он.

— Я могу только согласиться с вами.

— Значит, вы признаете, что подкреплений вам ждать неоткуда, лейтенант?

— Абсолютно, — спокойно ответила Тиа.

Соренсен задумчиво кивнул. Внезапно он резко напрягся и бросился на молодую женщину, протянув руки к ее шее. Но ухватил один пустой воздух: Тиа вскочила, опрокинув стул, и легко уклонилась от внезапной, но неуклюжей атаки старого тролля. Она схватила Соренсена за руку и с силой завернула ее назад.

— Вальдемар! — диким голосом вскричал старик.

Дверь с мягкой обивкой распахнулась, и массивный вышибала ворвался внутрь… только для того, чтобы замереть перед разверстым дулом револьвера. Одной рукой Тиа прижимала патриарха к полу, а другой угрожала головорезу.

— Да вы никак решили, что тролля можно остановить обычной пушкой, — прорычал Соренсен, прижатый щекой к натертому паркетному полу.

— Тогда какое счастье, что эта крошка — не пушка, а улучшенная версия фонарика, идеально воспроизводящая солнечный свет, — ответила лейтенант. — Прикажите своему мастифу отступить, не то мы с вами сыграем в одну маленькую игру, которая вас совсем не порадует…

— Какую… какую еще игру? — процедил патриарх.

— Вы когда-нибудь слыхали считалку «раз, два, три — солнце, взойди»?

* * *

Читать отчет лейтенанта Морчезе о расследовании, где расписывались показания гнома в красном колпачке, обвиняющего тролля в современном рабстве, было для капитана Исидора Трежана мукой мученической. Ему уже пришлось с неохотой поставить свою подпись рядом с подписью лейтенанта Морчезе под документом, подтверждающим на международном уровне, что гномы действительно существуют, и это поколебало решимость трезво смотреть на вещи, которую ему удавалось сохранять на протяжении вот уже семнадцати лет.

Однако Трежан был хорошим копом: даже в нестандартных ситуациях он не терял способности к размышлению и в конце концов догадался, что именно беспокоило его в этом документе — помимо собственно темы, главных действующих лиц и бесчисленных последствий, о которых он, разумеется, отказывался задумываться.

— Объясните мне, лейтенант, — выговорил он дрогнувшим голосом. — Насколько я понимаю, этому… месье Фергюссону удалось сбежать и добраться до… моего кабинета…

Капитан глубоко вздохнул и на мгновение закрыл глаза, пытаясь сохранить спокойствие при мысли о том, что целую неделю он делил свой кабинет с окаменевшим гномом. Наконец ему удалось произнести вопрос:

— Как… как тролли могли быть в неведении о побеге… месье Фергюссона?

— Для остальных видов гномы все похожи друг на друга, — ответила Тиа.

— Простите?

— Ответьте честно: вам случалось отличать одного садового гномика от другого?

— Э-э-э…

— Вот-вот. Поскольку вокруг винокурни постоянно крутилась пара десятков гномов, тролли и не заметили, что один из них исчез.

— Несомненно, — пробормотал капитан, опускаясь обратно в кресло.

Капитан продолжил читать отчет, затем снова поднял глаза на лейтенанта, которая спокойно ждала:

— Вы уверены, что вышибала не был сообщником?

— Никто из пленников не смог подтвердить, что видел его за время плена, — ответила Тиа.

— А Соренсен-сын?

— Как ни удивительно это покажется, но он тоже не имеет никакого отношения к этому делу. Полагаю, старик избегал ситуации, когда сын свидетельствовал бы против него.

Капитан Трежан нахмурился.

— Вы абсолютно уверены?

— Вы ставите под сомнение выводы моего расследования, мой капитан?

— Я просто отметил, что вы покраснели, когда я упомянул этого месье… Соренсена, — сухо ответил тот. — Я хочу убедиться, что вы — пока еще — не клюнули на одного из этих… созданий Вуали, как с вами регулярно случается, и тем самым не поставили под угрозу свой нейтралитет как следователя.

— Уверяю вас, мой капитан, мои способности полностью под моим контролем.

— Очень хорошо. И я полагаю, что он, со своей стороны, тоже не поддался вашим чарам и что вы не планируете больше встречаться с этой личностью вне рамок своих обязанностей?

Тиа слегка поерзала, испытывая неловкость, но затем с улыбкой призналась:

— Должна признаться, капитан, что до этого тролля — не думаю, что дам ему остаться… таким каменным.

Лейтенант Морчезе выскочила из кабинета своего начальника, едва уклонившись от скомканного в шар собственного рапорта, который пролетел прямо у нее над головой.

Миф пещеры

Габриэль Кац

Мало-помалу дорога превратилась в тропинку. Тропинку, затерявшуюся в тени крон, устланную ковром палых листьев. Все еще мокрая от дождя земля парит, и запахи подлеска стоят у меня комом в горле. Я ненавижу это месиво грязи, мха, грибов и мертвых веток. И это небо — слишком низкое, слишком серое, слишком тяжелое… Я ненавижу эту страну, и все же она моя. Моя душа осталась в другом месте, под солнцем Иерусалима, с каждым из красных камней Иудейской пустыни. Уже десять лет… Десять лет прошло с тех пор, как я в последний раз вкусил сладость святого города, его звездных ночей, десять лет прошло с тех пор, как я в последний раз ложился в постель женщины с медной кожей и глазами, подведенными черным. Всякий уходящий час я задаюсь вопросом, чего ради я вернулся.

— Ангерран, ты забрался слишком далеко! Нам налево.

Услыхав свое имя, я усмехаюсь. Теперь меня называют Рубилой, как будто это кто-то другой — впрочем, я и есть кто-то другой. Ангерран де Салль для меня умер, он перестал существовать в тот день,