Сто причин моей (не) любви (СИ) - Елена Александровна Романова
Мне пришлось подключить все свое красноречие, чтобы успокоить родных и заверить, что господин Олсен позаботиться о нас лишь на время, а потом все пойдет своим чередом. А, когда ложилась спать в комнате вместе с сестрами, отвечала на их надоедливые вопросы: «А почему он такой злой?», «Он целовал тебя, Эви?», «Он жениться на тебе?». Заткнуть Мэри и Лиз удалось только ударом подушки. Маленькие негодяйки долго хихикали, а затем громко храпели. И сон не шел.
«Вы разве не будете ночевать в комнате господина Олсена? — безо всяких ужимок спросил у меня Грейм, когда я потребовала еще один комплект белья, чтобы устроить себе ночлег в комнате с сестрами. — Стоит ли тесниться, если постель у господина очень широкая и удобная?» И, как бы между прочим, в ней спит еще и сам господин. Об этом славный камердинер предпочел умолчать, хотя все и так очевидно.
И вот я лежала в постели и глядела в потолок, вспоминая ту сцену в карете. Когда Нейл ушел под дождь, а Торн и Тень доставили меня сюда, я больше всего на свете хотела сбежать, чтобы никогда не видеть красного дракона. Он делал мне слишком больно.
Время от времени я слышала за окном оклики охраны. За нами следили и днем, и ночью. Еще бы, до меня доносились обрывки фраз: «Митчелл, кажется… приказано с нее глаз не спускать», «… он ее на руках нес, я сам видел, а она его целовала и обнимала…», «Хороша девка. Видать остепенила-таки нашего босса!»
Я засунула голову под подушку, не желая слушать.
«А ты любишь его, Эви?» — трещат в голове звонкие голоса Мэри и Лиз.
И внутри меня что-то откликается, становится нестерпимо больно, а в груди сжимается сердце — да, люблю. Его красные волосы, зловещую усмешку, прикосновения его рук, его напористость и горячие поцелуи — люблю.
И ненавижу его, потому что люблю очень сильно.
Глупое сердце хочет верить в сказку, но меня ждет кошмар. Нейл привязан ко мне меткой, а любит он Эмилин Хэмилтон. И с ней, драконицей, он был бы по-настоящему счастлив.
Дождь, наконец, перестал, и над ночной столицей засияла яркая луна. Ветер стих, и я почувствовала, как меня одолевает дрема. Сладко потянувшись, я выбралась из-под подушки и вдруг услышала мелодию «Греза моих надежд» из оперы «Раненное сердце». Мне всего пару раз удавалось побывать в столичном театре в королевской ложе, когда лорд Лесли сопровождал Константина Аллейского. Я, конечно, стояла за креслами мужчин, но ария Фернандо произвела на меня сильное впечатление.
И я, как зачарованная, спустила на пол ноги.
Суть заключалась в том, что влюбленный Фернандо, бывший развратник, раскаявшись, приходит к той, кого отвергал, и рассказывает о своих чувствах.
Прохладный пол слегка холодил ступни.
Спала я в рубашке и юбке, не решаясь раздеться, поэтому смело вышла из комнаты, подошла к лестничному пролету и перегнулась через перила, прислушиваясь к тому, что происходило на первом этажа. Слабый отблеск свечей, горящих в столовой, играл на полу бликами. Звук стал громче.
Я бесшумно спустилась, увлекаемая прекрасной музыкой.
В холе все было залито водой, будто в дом пробрался погибший в море призрак. Боязливо передернув плечами, я застыла на пороге столовой. Сердце в груди так сильно толкнулось, что я прикусила губу.
На спинку стула был навешан мокрый черный камзол — вода с него текла на пол. Трещал слабый огонек в камине, а на крышке рояля стоял треногий подсвечник.
Музыка лилась — сильные бледные пальцы гуляли по клавишам. Мокрая рубашка облепила сильное тело, рукава закатаны, ворот расслаблен, красные волосы влажными жгутами вились по спине. В зубах сигара, дым в потоках алого свечного пламени струится и мягко рассеивается под потолком.
За роялем мужчина. Красивый, как дьявол.
Пьяный, как черт.
На полу почти пустая бутылка какого-то пойла — Нейл принес с собой.
Ему идет быть плохим, он органичен. Он будто создан таким — дерзким, язвительным, пошлым… горячим и чувственным. Он мог бы быть музыкантом или художником… у него есть вкус, он не терпит фальшивки, он настоящий и искренний. Он — мой.
Снова больно — в груди будто дыра зияет, но я стою, не шевелясь, потому что мне нравится просто смотреть. И слушать. Быть частью чего-то, к чему и он причастен. На секунду ощущать себя его женщиной, защищенной и желанной.
Он восхитительно чувствует музыку. Виртуозно перебирает пальцами и курит. Порочный — само пламя. Люблю запах его одеколона и горечь его сигар.
Когда хмурится, когда язвительно смеется, когда жесток или, напротив, мягок — мой.
Кровь вскипает, и я чувствую, как на лбу выступает испарина.
Он не для меня. Я — просто человек. Меня снедает ледяной страх, пустивший холодные шипы — и сразу холодеют руки.
Меня бросает до в жар, то в холод. И только музыка спасает, выдергивает из водоворота чувств, отрезвляет.
Нейл заканчивает арию. Звучит последняя нота.
Он выбрасывает окурок, тянется к бутылке и развязно пьет. Даже это проделывает красиво, словно демон-искуситель.
— Знаешь, что это, Митчелл? — спрашивает, возвращая бутылку на пол.
— Греза моих надежд, — на удивление мой голос не дрожит. — Ария влюбленного Фернандо из «Раненного сердца».
— Эмилин научила меня играть. Эта песня подходит к случаю, тебе не кажется?
Я стискиваю зубы, и из меня вдруг зло вылетает:
— Эмилин вам сестра или нет?
— Или нет.
Понятно.
Насколько давно они «не брат и сестра» и насколько тесны их «родственные чувства»? И что за тайны скрывает семейство Хэмилтонов? Если Эмилин не дочь старого лорда, то почему он воспитал ее, как родную? И что заставило его скрывать это от лорда Лесли?
— Она влюблена в тебя!
— Я тоже ее люблю, — произнес он, поворачивая голову и внимательно глядя в мое лицо: — Ты встряла между нами, Митчелл. Я как раз собирался отнять ее у Лесли и сделать своей. Ей уже восемнадцать, и она очень хороша.
Снова ледяная улыбка на его губах. Ничего не выражающая и жестокая. А алый взгляд внимательно следит за мной, ноздри раздуваются.
— Значит, вам было бы выгодно избавиться от метки, — смаргиваю дурацкие, не пойми откуда взявшиеся, слезы.
— Нет. Выгодно мне было бы, наконец, скрепить нашу связь, Митчелл, но ты ужасная недотрога. Не справилась с простой задачей — сделать мне приятно. За что тебя Лесли ценил, вообще?
Нейл поднялся, схватил бутылку за горлышко
