Приключения по завещанию - Александра Волкова
— Тогда пусть Ирбис с Сашей идут на рынок, Катя с Женей остаются здесь, а я поброжу по городу. — сказал Вихрь
— А почему так? — не поняла Катя — Саша с Женей обычно всё переводят.
— А что с Ирбис тогда делать?
— Ничего не делать! Пусть посидит, отдохнёт. — сказала Саша
— Ты ей сестра или я? — удивился Вихрь — Ты её что, не знаешь что ли? Если Ирбис делом не занять, она обязательно в историю вляпается!
— Н-да. — проговорила Катя
— Можно подумать вы в истории не вляпывались. — бросила я
— Не в такие грандиозные. — заметила Катя
— Не в такие грандиозные? — вскинула брови я — А кого первыми демоны поймали?
— Ой, да это так давно было…
Дискуссию мы вели долго. Пока Катя не сказала:
— Да идите вы уже все отсюда! Я останусь.
— Резонно. — согласился Вихрь
На том, как говориться, и порешили. На улицу вышли вместе, потом Катерина вернулась в таверну, Вихрь пошёл на юго-запад, а мы на север. И даже без сломанных лыж!
Саша с Женей молчали. Я не хотела навязываться с общением.
Висел зябкий туман. В городе раскинулись утренние сумерки. По крышам прыгали, звонко напевая, чёрные пушистые птички. По тёмно-голубому переливчатому небу, местами напоминавшему скорее толщу волшебной озёрной воды, нежели небо, плыли взъерошенные синие облака.
Эх, а по пути ли мне с этими сёстрами? При моём внезапном к ним доверии и уважении всё равно непривычно. До этого я постоянно была одна, даже активно коммуницируя. Никогда не существовало тех, на кого я опиралась, от кого зависела, в ком нуждалась, без кого не могла… Я взаимодействовала с миром, наблюдала за ним, пока он наблюдал за мной, но абсолютно не привязывалась к нему. Была я благодарна тому миру? Да, была. Расстроена ли я тем, что в другом мире? Ни капельки. Здесь есть новое, неизвестное, и оно мне притягательно.
Всё, что необходимо было мне для жизни, постоянно находилось внутри меня, в моём таинственном внутреннем мире. Именно там я могла отыскать что-то нужное, поразмышлять, проанализировать ситуацию, и потом вытаскивать эти наработки вовне. Трудно объяснить.
И после подобного образа жизни я затрудняюсь ответить, нужен ли мне кто-то. «Нужен» не в том моём понимании, а в человеческом. И могу ли я вообще испытать хоть что-то человеческое?..
Я отождествляла себя с человеком, и думала, что воспринимаю окружающее пространство как человек. У меня попросту не было примера того, как воспринимать иначе. Своих родителей я считала людьми, а взгляды на жизнь у нас были похожими.
В ничьих головах и мыслях я не копалась, однако со школы стали чувствоваться несостыковки, которые я не замечала. Не настолько глубинно общалась с людьми, чтобы заметить.
А ведь моё поведение часто не укладывалось ни в формат мышления сверстников, ни в формат мышления учителей, мои поступки были для них такими же непредсказуемыми, как разрывающиеся под ногами мины. Они не понимали моей логики, я — их. Кто-то даже говорил, что я ненормальная, пока я собственной персоной это не услышала и наглядно не показала, что хамить вредно для здоровья… Меня, кстати, после этого на учёт грозились поставить, но гроза прошла мимо. Когда вызвали к директору, я настолько нестандартно отвечала на вопросы, что та впала в глубокую задумчивость и спешно меня отпустила.
Не знаю, право, чего она ждала от меня услышать. На вопрос о том, зачем я вывихнула бедному мальчику плечо и выдрала клок волос, я ответила, что делала нашу школу чище. У директора был первый ступор. На вопрос о том, каким же образом это называется «чище» я ответила, что те слова, которыми меня называл сей индивид, не произносят в воспитанном порядочном обществе, следовательно его поведение аморально и данную аморальность надо быстренько ликвидировать, пока никто не увидел и не подумал о нашей школе плохо. Для меня помимо личной выгоды в этом была явная логика! А вот директор второй раз впала в ступор… второй из пятнадцати.
Что я всё о школе? Много там чего было, но ещё больше было вне её стен.
Мурка, кошечка моя… Мы росли с этим чудом вместе. Обе гордые, важные, независимые. Такие разные и такие похожие. Мы с ней никогда не сюсюкались. Сидеть вместе, понимая друг друга по тишине, чувствовать всё вокруг и думать, переплетаясь смыслом… это гораздо ценнее телячьих нежностей.
Из воспоминаний меня выдернули голоса. Шум, гремевший всё ближе, настораживал. Это точно тот же самый город?
Небо светлело.
Мы шли по узкой дворовой улочке. Саша подошла к деревянному козырьку, у которого висел сломанный фонарь. По металлическим завитушкам сестра ловко забралась на козырёк, с него юркнула в разбитое окно.
Следом за ней я оказалась в заброшенном домишке, за мной и Женя.
Ми спустились по скрипучей лестнице, чёрным ходом вышли на другую улочку, уже прежней. Она была настолько невелика, что двое узкоплечих демонов еле смогли бы разминуться. Чернокаменные дома будто вырастали из земли, скрывая нас в густой тени.
Саша просочилась в битое подвальное окошко, заросшее зелёными травами. Внутри оказался коридор, сырой и тёмный.
Пискнула крыса, наткнувшаяся на незваных гостей.
Мы шли дальше. По стенам орнаментом расползался мох. Под ногами иногда хлюпали мутные лужи. Я и не заметила, как зрение немного сменилось, не обесцвечивая картину полностью, но и не показывая её целиком.
Послышался стук капель.
Мы вывернули из-за угла. По потолку бежал слабый ручеёк, капающий на большие листья чудом выросшего растения. Капли сбегали с листьев, шевеля их, будто те были живые, и падали в лужу у подножья подвального горца.
Через расселину в стене падал слабый свет. Протиснувшись через эту тесную трещину, мы оказались в брошенной булочной. По внутренней лестнице поднялись на чердак. В темноте, пыли и завалах барахла светилось чердачное окошко, шатающееся и поскрипывающее на ветерке.
Через окошко мы спрыгнули на хлипенькую крышу одноэтажного дома, спрыгнув с
