Ким Сатарин - Вторая радуга

— Привет, Ерёма! Странно, что ты до сих пор без повязки.

— Здорово, Гриш! Во мне предполагают талант оператора миров, так что пока я свой мир не открою, рассчитывать мне не на что. Меня ничему и не учат. А ты какими судьбами?

— По обмену. Есть такая программа, по которой школы учениками меняются. Числюсь я за своей школой, так что учиться вместе с вами не буду. У меня своё задание, о котором школьникам рассказывать не положено. Как там Ольга Аникутина поживает?

— Отлично. Жёлтая повязка, инструктор…

Разговора не получалось. Григорий не хотел про себя ничего рассказывать, о делах школы ему и так сообщили. Вспомнили общих знакомых, но у тех ничего кардинально не менялось, так что и эта тема быстро оказалась исчерпанной.

— Обо мне, Ерёма, лучше школьникам ничего не говорить. Спросят — одноклассник, и всё. Даст бог, вместе поработаем, а нет — так в Ручейном летом увидимся…

Рахимов ушёл, оставив чувство недосказанности. Гришка ему не доверял, причём не доверял — по приказу. И это, ясное дело, не огорчить такое отношение никак не могло. Юноша ощущал себя сторожевым псом, которого приучали рвать того, на кого укажет хозяин. Вся его сущность против того восставала. Но что было делать? Он прекрасно понимал, что любой преподаватель сразу же скажет ему, что он уже знает всё, что позволяет знать на данный момент его уровень подготовки. Продвинься дальше в учёбе — узнаешь больше. Право на знания требовалось заслужить. С этим юноша не спорил, тут всё обоснованно. Но ведь его и не готовили, как других!

Дочь шамана тоже ничем не пожелала помочь.

— Выйдешь в свой приват-мир, заслужишь красную повязку — перестанешь такими вопросами мучиться.

— Легко сказать, — пробурчал Харламов.

— У тебя есть к тому способности, пытайся…

Способов научить оператора открывать свой индивидуальный мир не было. И опыт другого оператора ничем помочь не мог. Как в сказке: пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. И именно это ему предстояло совершить. Более того, дочь шамана однозначно сказала, что от успешности его действий зависит и дальнейшее развитие всей группы. Брать ли в неё Куткова, а если брать, то в какой роли? Какие качества развивать в универсалах? Готовить дальше группу уже с этим составом или подождать, пока в школу поступит Вика, частично уже в группу вовлечённая?

Решать эти вопросы, не зная толком, насколько Ермолай готов к роли оператора миров, было невозможно.

В феврале, когда редкий мелкий снег, падая, размывал очертания сосен за оградой, Игорь на минутку заскочил к себе и обнаружил сидящего на кровати с мрачным видом Харламова. Не надо было быть слышащим, чтобы сообразить, что друга постигла крупная неприятность.

— С Ольгой поссорился, что ли?

— Нет, — хмуро выдавил из себя юноша. — Не поссорился. Изолирован за неуспеваемость.

Жолудев не понял. Он никогда не отличался сообразительностью. Пришлось объяснять, что открыть свой приват-мир ему так и не удалось, вот Ольга и решила, что их совместное проживание может быть тому помехой. Возражать было бесполезно, да он и не чувствовал себя вправе это делать. Возможно, подруга была права; только жизнь могла рассудить.

— Ну, Ерёма, ты мрачность-то с лица убери. Вдруг Баканова зайдёт? Представляешь, как её реакция на нас всех отразится?

Инга, которая отныне делила Игоря с его прежней подружкой, Еленой Токмаковой, не заставила себя ждать.

— Да ты не расстраивайся, Ермолай. Она вообще вся правильная, Ольга, её не переделаешь. Понадобится тебе женщина, заходи, поможем.

Сосед кивнул одобряюще: мол, действительно помогут, не сомневайся. А там и Галка подошла, тоже посочувствовала.

— Она сама с детства этому научилась, а Ерёме каково? И что, действительно никто помочь не может? Потерпела бы, видно же, что парень старается.

Он действительно старался. По семь-восемь раз на дню спускался в подземелье башни, садился в полной темноте в кресло и представлял себе самые невозможные комбинации образов, стараясь одновременно перестать ощущать собственное тело.

— Я бы перед попыткой попробовал долго не спать, почитал бы какую сказочную фантастику, и принял бы травяную настойку со стимулирующим эффектом, — посоветовал Сашка Богачёв.

— По отдельности я все эти элементы уже пробовал, — признался юноша. — Попробую в комбинации.

Леонид, напротив, полагал полезным полное и длительное уединение. В идеале — запереться на неделю в подземельях башни.

— На Ольгу не обижайся. У тебя с ней тесная связь, ты практически не можешь уединиться, даже уйдя в лес. Возможно, это и препятствует. Она тебе помочь желает, оттого и удалила тебя от себя. Я бы на её месте вообще тебя в Гималаи загнал…

Юноша не спорил. Он даже провёл три дня под башней, но добился только того, что неожиданно научился видеть в полной темноте, и даже сквозь метровые стены.

— Похоже, этот метод ведёт не туда, — сожалеюще сообщил он Лёне на очередной лыжной прогулке.

— Да, с подготовкой универсалов всегда есть сложности, — откликнулся тот. — Вроде способности есть ко всему, а что-то даётся легко и с охотой, а что-то никак не идёт, хоть ты тресни. А может, попробуешь предельную физическую нагрузку? Те же лыжи, в огромной дозе — можешь попытаться прямо сейчас. Я обеспечу безопасность.

Юноша носился кругами по сопкам, пока не загонял себя до полусмерти, так, что Куткову пришлось вызывать мысленно из школы братьев, чтобы они довели обессиленного Ермолая до Малого Дома. Весь следующий день юноша провёл в постели, пищу ему приносила Галка. Потраченные усилия и перенесённые страдания оказались напрасными. Приват-мир не открылся.

Ольга, которую он попросил помочь обсудить иные возможности достижения результата, давать ему советы отказалась.

— Ты выслушай всё, что ребята тебе предложат, обдумай, и испробуй лишь то, что сам сочтёшь целесообразным. Я тебе подскажу ещё три возможности, но ты не спеши их опробовать только потому, что их предложила я. Ты и только ты здесь окончательный судья…

Подруга в его комнате не задержалась, но от её краткого присутствия он, казалось, разом обрёл второе дыхание. Обдумывая предложенные варианты, отбросил два из них, как абсолютно невыполнимые. Встать под водопад или отдаться на волю стремительного водного потока — в этом явно что-то было. Но для такой попытки следовало дождаться лета, а он всё ещё надеялся управиться до конца весны. Использовать мази, снижающие чувствительность кожи до полного онемения, он тоже не стал. Во-первых, онемения и потери чувствительности можно было добиться самовнушением, и путь этот он неоднократно опробовал. Во-вторых, ему казалось, что такое ограничение не лучшим образом повлияет на его возможный приват-мир. Существовало стойкое убеждение, что характеристики первого приват-мира влияли на все дальнейшие действия операторов миров: на другие приват-миры и на созданные при помощи операторов общие миры. Доказательств, как оно сплошь и рядом бывает, никто не предоставил, но к первому своему миру все операторы относились крайне трепетно.