Саша Суздаль - Блуждающий Неф

— А у нас ученика нет, — разочарованно сказал Вава.

— Зато у нас есть пленник, — сообщил Жужу.

— А его нет, — сообщил Русик, с высоты осматривая окружающее пространство.

— Как нет? — возмутился Вава. — Я же его предупреждал.

Они облетели то место, где находился их пленник, но его нигде не было. Вава подлетел к обрыву и заглянул вниз: там пенилось волнами море.

— Утоп, — печально сообщил Вава, и добавил: — А мне он, даже, понравился.

— Он был самым лучшим пленником в мире, — согласился Жужу.

— Да, — подтвердил Вава, — но мало.

В это время самый лучший пленник в мире крутился возле дома Лотта. Он предусмотрительно положил руку на ручку ножа у пояса и, приседая, заглядывал в окна. В одной из комнат он увидел спящую Маргину и осторожно оглянулся — никто его не видел. Поддев ножом раму, он её открыл и перелез через подоконник. Он склонился, осматривая лицо Маргины.

— Только посмей! — раздался решительный голос сзади.

Блуждающий Неф с изумлением ковырялся в этой необычной женщине, удивляясь самому себе, почему он раньше не прошёлся симпотами по её глифомам. «Удивительное рядом», — с усмешкой подумал он, с удовольствием понимая, что нынешнее пробуждение возбудило в нем так редко возникающий интерес к жизни. Его горделивому самомнению льстила мысль, что его хитроумный спусковой крючок сработал, и логическая цепочка действий его манекенов привела к пробуждению Рохо и, как следствие, к возвращению его эго. Но над этой женщиной кто-то тоже поработал и Блуждающий Неф подумал, что он не одинок в своих экспериментах. «То, что позволено Творцу…» — глаголют Правила, но жизнь в Космосе не всегда вписывается в эти правила, и кто сказал, что Наблюдатель или Хранитель не может быть Творцом.

«Зверобой», расправив все свои паруса, безмолвно мчался по небу красивой игрушкой над пустынным морем, и только одинокие чайки с удивлением обращали свой взор на парусник, поражаясь столь необычной птице.

Поставить паруса догадался капитан Краббас, и теперь не было необходимости то подниматься, то скользить по длинной небесной наклонной. Капитана радовали надутые паруса и довольные лица экипажа, и только два обстоятельства мешали вкушать радости жизни — исчезновение сына Адела и угрюмое лицо хабиба Бата. Капитана Краббаса совсем не расстроило то, что преданного слугу адевира заковали в железо и отправили на вёсла летаки, так как он никогда не питал к Анапису никаких тёплых чувств, а, скорее наоборот, тихо его ненавидел.

Хабиба Бата тоже ненавидел Анаписа, но совсем по другой причине. То, что он упустил Маргину, его, хабиба Бата, женщину, ставило провинность Анаписа выше всех грехов совершенных, когда-либо его слугами. И хабиба Бата бесило, что дурацкое поведение слуги свело на нет его так долго создаваемую интригу.

А желание заполучить эту женщину росло тем больше, чем труднее казалась задача. Да, хабиба Бата бесил его слуга, чем только поднимал цену на Маргину, и плод был так сладок, что хабиба Бата готов был платить по самой высокой ставке.

«Огромный тёмный паук ползал по Маргине, а она лежала неподвижно и не могла ничего сделать. Паук, как мух, ловил её мысли и высасывал их, вытягивая прямо из головы. Маргина старалась не думать, чтобы он, паук, поймав её мысль, не смог догадаться, о чем она думает. „Не думай, не думай, не думай“, — повторяла она, но какая-то главная мысль, не слушаясь её, вырывалась на свободу, и пряталась от неё и от паука. Маргина ощутила себя этой главной мыслью и пыталась успокоить своё сердце, с ужасающим грохотом пульсирующее в груди. „Тише, тише“, — уговаривала она себя, но чувствовала, как к ней — „мысли“, дотрагивается липкая паутина, которая тянется за ней, не опуская её ни на миг».

— Даже не думай! — повторил Гешек, притрагиваясь к его плечу. Парень растерянно повернулся, держа в руках нож, не зная, защищаться ему или нет. Маргина от голоса Гешека проснулась и растерянно уставилась на них.

— Адел? — удивилась она. — Что ты здесь делаешь?

— Я пошёл за вами, — сказал юноша, опуская нож.

— Зачем? — ещё больше удивилась Маргина.

— Чтобы вас защитить, — сказал Адел, опустив глаза.

«Мальчик влюбился» — ухмыльнулся Гешек, расслабляясь.

— А где остальные? — спросила Маргина.

— Забавляются с котом и Балумутом, — улыбнулся Гешек.

— Дормадор, — вспомнила Маргина и всплеснула руками, — он его замучает.

В общей комнате воспитатель Балумут назидательно говорил Дормадору:

— Дай лапу!

Кот мяукал, шипел, но, покоряясь, тянул лапу Балумуту. Балумут гордо осматривал смеющихся окружающих и гладил кота, накрывая его своей лапой целиком, а кот, мяукая, выгибал под лапой спину.

— Балумут, оставь кота, — крикнула Маргина, и освобождённый Дормадор благодарно прыгнул ей на руки, чуть не свалив её с ног. Маргина, поддерживаемая с одной стороны Гешеком, а со второй Аделом, уселась на стул, продолжая гладить обиженного кота.

— Рассказывайте, как вы тут? — спросила Маргина, обнимая другой рукой Русика, прильнувшего к ней. Все наперебой принялись рассказывать и Маргина, смеясь и счастливо улыбаясь, выслушивала разные версии всего случившегося. «Это моя семья», — с умилением подумала она и вспомнила Мо и Онти. Почему-то потекли слёзы, и все накинулись на Балумута, рассказывающего свою историю.

— Что ты её расстраиваешь, — пригрозил ему Вава, — сейчас как шпиннану!

— Успокойся, Вава, — сказала Маргина, вытирая глаза, — Балумут тут ни при чём, это я от счастья.

Захлюпали и хотели разделить счастье Вета и Этиора, но Лотт разрушил его, буднично задав вопрос Балумуту:

— Так это ты поднял Таинственный остров в воздух?

— Я никого не поднимал, — удивился Балумут, — я гонял в лесу Дормадора.

Кот мяукнул, подтверждая слова Балумута, и тот погладил его на коленях Маргины.

— Так кто же тогда поднял Таинственный остров в воздух? — в недоумении спросила она.

— Это сделал я, — сказал открывший дверь мужчина в широкой шляпе, заходя в дом.

Летаки на вёслах были привычным и дешёвым средством доставки груза как в Харданате, так и в королевстве Армильйон. На них использовались гребцы, которые иногда добровольно и на время, чтобы расплатиться за долги, а иногда и не по своей воле, как в случае с Анаписом, оказывались на вёслах. Гребцов всегда заковывались в цепи, чтобы иметь меньше проблем с их неспокойным племенем. На летаке Анаписа совсем не жаловали и его открытый, враждебный взгляд только раздражал главного кормчего, который сразу же наказал рослым погонщикам, набранным из бывших гребцов: