Татьяна Скороходова - Меч судьбы

Послышался отдаленный лай, мычание, в темном небе уже можно было разглядеть неподвижные тонкие столбы дыма печных труб. Мы подъезжали к Лесицам. Поселение, дворов на сорок-пятьдесят, было огорожено высоким частоколом. У ворот позевывал ражий детина в косоворотке, сидя на скамье под небольшим навесом из лапника. Стражник не стал интересоваться, кто мы, зачем и по какому делу. В Лесицах, вотчине мастеров, охотников и рыболовов, радушно встречали любого пришлого, были бы злотые. Селище разбойники обходили стороной. Лесичане могли так уши надрать любой шайке, что небо с овчинку покажется. Во время войн поселяне скрывалась в лесах при малейшей опасности, после жестоко мстя захватчикам и грабителям, нападая из лесной чащи и оставляя после себя лишь тела, которые с трудом можно опознать. Стражники-оборотни чуяли угрозу за десять верст, поэтому детина у ворот служил больше данью традиции, чем охране. Впрочем, традиции собирать медяки с приезжих не могут, да и указать голодным путникам путь в корчму тоже не в состоянии.

Детина потянул носом воздух, зевнул во всю пасть, показав белоснежные крепкие зубы, и продолжил созерцать закат. Вейр, уронив медяк в протянутую ладонь размером с лопату, предложил:

— Здесь корчма с отличным пивом. Переночуем, с утра за шубами, и дальше в путь.

— Ты иди в корчму и налейся пивом или вином по самые уши. Мне надо переговорить с местной ведой. Наедине, — буркнула я.

— А мне куда идти прикажешь? — прищурилась Ольга.

Я замялась. Не зная, как воспримет Светозара вампиршу с колдуном, я не хотела нарваться на отказ принять моих товарищей.

— Подумаешь. Светозара много умнее тебя. Вперед. Нам по этой улице, шесть домов, и налево, — Ольга пришпорила Шеду и ускакала, не дожидаясь ответа.

Огромные псы, каждый размером с теленка, лежащие вдоль улицы белоснежными кучками, приоткрыв глаза, лениво проводили Ольгу взглядами, но лаем ронять свое достоинство не стали. Эка невидаль, вампирша. Но, завидев Севера, медленно, как в кошмарном сне, поднялись на ноги и замерли, глядя исподлобья и молча скаля клыки. Я похолодела.

— Ну, — тихо спросил колдун, разглядывая оскалившиеся морды, — что делать будем?

Север перекинулся, расставил лапы, вскинул голову и взвыл. Когда мои бедные уши наконец-то смогли слышать, истошное гоготание, кудахтанье, мычание и визг переполошенных хавроний перекликались по дворам, но голоса лесичан слышались громче всего. Не сказать, что обрадованные неожиданным вечерним выступлением местные жители оценили силу и мощь волчьей глотки. В хоре голосов не хватало только лая. Я, онемев, смотрела, как собачья свора выстроилась в ряд, чуть ли не по росту, и преданными глазами уставилась на волка, виновато склонив головы. Север разглядывал псов, словно король подданных. Опять коротко взвыв, он легким шагом побежал посреди улицы, вслед за Ольгой, провожаемый покорными взглядами белоснежных четвероногих воинов. Заскрипев зубами от боли, я встала, подобрала сумки и подняла глаза на Вейра. Его колдунское сиятельство изволили веселиться.

То, что Ольга знает Светозару, неудивительно. Я должна была раньше сообразить. В исканиях вампиров куда только ёж не заносил, поэтому знакомство с местной ведой вполне объяснимо. Я нервничала из-за Вейра. Думала, что Светозара колдуна и на порог не пустит. Я ошиблась.

— Здравствуй, Зореслава, — сморщенное, словно печеное яблоко, лицо старушки, с удивительно яркими голубыми глазами, расплылось в улыбке. — Заходите, гости дорогие, — она отошла от дверей, приглашая в дом.

Расслабившись, я поднялась по ступеням крыльца, вошла и положила сумки на лавку. Ольга уже сидела у стола и потягивала что-то из глиняной кружки. Ароматы трав, грибов и незатейливой еды напомнили о доме, кольнув сердце.

— Располагайтесь, — улыбнулась Светозара. Несмотря на солидный возраст, все зубы целы. Белоснежные волосы, заплетенные в толстую косу, уложенную вокруг головы, и удивительно молодые искрящиеся улыбкой глаза, придавали ей вид милой и доброй бабушки, что было далеко не так. Её прочили в Верховную, но она предпочла жизнь в глуши радостям столичной жизни. Ходили разные слухи о причине отъезда Светозары из столицы, но правды не знал никто. Нужно рассказать ей про Лоринию, чтобы мы могли выявить тех, кто остался верен ведьме. Они должны будут уйти. Тех же, кто искренне сожалеет о своем выборе, отталкивать никто не станет. Лориния умела убеждать, как я почувствовала на собственной шкуре, не оставляя выбора своей жертве. К сожалению, уже причиненное зло не вернешь. Карать заблудших — не дело вед. Жизнь сама расставит всё по местам. Но знать мы должны. Свои силы веды черпают от Природы-Матушки. Ведьмы — тоже. Ножом можно вскрыть гнойник. Можно и всадить нож в сердце. Силы ведьм усиливались кровавыми ритуалами и жертвоприношениями, отчего силы Жизни превращались в прямо противоположное. Грань была очень тонка, почти неразличима. Нас часто путали, прося приворожить, присушить. Навести порчу. Отомстить. Убить. Именно поэтому веды старались селиться подальше от людей. В костре одинаково хорошо горят как веды, так и ведьмы. Обозленные и убитые горем крестьяне с горожанами вершат суд, не вдаваясь в тонкости. Веда, забывшая о своем предназначении спасать жизни, становилась ведьмой. Теперь к ним принадлежала и я, убив Лоринию. И неважно, что меня на это толкнуло. Жрецы внушают своей пастве подставить другую щеку, если заехали по роже. Какой бы выбор сделали они, окажись на моем месте?

Светозара проницательно глянула на меня, меча тарелки на стол. Перья лука, домашний горячий хлеб, козий сыр с росинками влаги, дымящаяся картошка с укропчиком, ломтики копченого сала. Я, наслаждаясь, втянула ароматы. Изыски — изысками, но по родной, домашней неприхотливой еде я успела соскучиться. Вейр с Ольгой уговаривать себя тоже не заставили. С утра у нас росинки маковой во рту не было. Торопясь убежать от дождя, мы не делали остановок, лишь краткие привалы, чтобы справить нужду и слегка размять ноги. Пара сухарей, промокших под дождем, приглушить голод не могли.

После ужина вышла на крыльцо. Стемнело, из-за туч не было видно ни звезд, ни полумесяца, но слабый свет, лившийся из хлева, немного освещал двор. Я, вздохнув, спустилась со ступенек и пошла к Светозаре.

— Ты, девка, голову ни себе, ни мне не морочь. Я тебе не тетка, кстати, как она там поживает, чтобы тебя воспитывать. Разберись сначала в себе, потом кайся. Может, и поймешь, есть ли за что. Стара я уже сопли вытирать, — Светозара, сидя на скамеечке, вытерла руки рушником, погладила Пеструшку по гладкому черному боку и встала. Я вернула на место отвисшую челюсть.