Роберт Асприн - Истории таверны «Распутный единорог»

— Что там такое? Что случилось?

Из многоголосных и громогласных ответов прохожих, а их было не менее десятка, он смог, наконец, понять и сделать вывод о том, что происходит на самом деле и в честь чего это шумное торжество.

Жители Санктуария праздновали победу!

А случилось вот что. Вскоре после того как блистательное сияние Вашанки пошло на убыль и исчезло, будто ничего и не было, по всем улицам, улочкам и закоулкам Лабиринта разбежались вестники-гонцы.

Это были соглядатаи и слухачи Джабала. И вслед за ними — распространилась весть, которая…

Какие-то женщины передавали ее шепотом на ухо мужчинам, а те, в свою очередь, передавали ее как по эстафете по принципу «за что купил, за то и продаю». Весть была ошеломляющая: мужчины, выслушав ее, поспешно натягивали на себя одежду, хватались за оружие и исчезали, бряцая доспехами, в окрестностях ночного Лабиринта.

Завсегдатаи таверны «Распутный Единорог» вдруг разом осушили свои кружки, а затем их будто ветром сдуло. Так, по крайней мере, показалось удивленному бармену, который подошел к выходу и выглянул на улицу. Увидев повсюду пылающие факелы, услышав топот пробегающих мимо ног и шелест одежд, он торопливо закрыл свое заведение и присоединился к людской толпе, устремившейся в одном направлении — к храму Бога Ильса.

Сталвигу из распахнутого на улицу окна был хорошо виден храм с его позолоченным куполом. Все те части храма, которые были ему видны, были залиты светом, который дополнительно отражался многочисленными стеклянными рефлекторами. Для создания такой огромной площади отражения пришлось, видимо, зажечь внутри храма не менее тысячи свечей.

Священнослужители в храме поголовно были охвачены религиозным экстазом. Ведь новость, которую принесли посланники Джабала в святилище, заключалась в том, что в ходе сражения Бога Ильса с Богом Рэнканов, Богом-Громовержцем. Бог Ильс одержал победу!

Ликование и восхваление божества затянулось до самого утра, это крики ликующих прохожих, оказывается, слышал Сталвиг под своими окнами.

И как только до Сталвига дошел смысл происходящего, он тут же поспешно закрыл ставни. Постоял еще немного, чувствуя во всем своем теле легкий озноб. Это был холод внутри него, ведь погода стояла теплая.

«Разумно ли все это?» — размышлял он.

Что, если там, во дворце, узнают, по какому поводу все эти крики и ликование? Что, если бог Вашанка, разозленный своим поражением, обрушит на город громы и молнии? Как подумаешь об этом, так будто небо с черными тучами на нем начинает угрожающе давить на тебя…

Его не оставляло чувство тревоги и беспокойства, однако, поразмыслив, он решил, что это ликование все же оправданно. Ведь Ильс действительно оказался победителем, найдя и прекрасно использовав возможность для этого. Так, может быть, этот самый древний бог Илсигов уже давно готов к… чему?..

Сталвиг опять был в постели и все еще был взбудоражен таинственностью и невероятностью всего происходящего.

Так и не сомкнув глаз, он вдруг услышал легкий стук в дверь.

Мгновенный, парализующий волю страх и сомнение охватили все его существо. С трудом скрывая волнение, он подошел к двери и, не открывая ее, спросил:

— Кто там?

В ответ послышался тихий голос Иллиры:

— Это я, Альтен, я пришла, как мы и договорились с тобой утром, чтобы отплатить тебе добром.

Долгая пауза… Потому что в душе у него бушевали самые различные чувства: растерянность и сомнение, а также смутно зарождающееся разочарование. Ответа не было так долго, что женский голос продолжил:

— Мой кузнец, как ты его называешь, отправился в храм Ильса, и вернется лишь утром.

Он с удовольствием поверил бы в то, что это правда, так как уже был настрои на свидание с ней. Но холодный расчет, подсказавший, что лучше всего для него будет отказать ей, оказался сильнее желания. А может быть, подумал он, это Азиуна, которую ее негодный брат-любовник заставил сделать еще одну попытку проникнуть в дом лекаря, с тем, чтобы с ее помощью он мог еще раз попытаться пройти сквозь сплошные стены. И тогда, если вмешается сама смерть, бог Ильс снова будет посрамлен.

Поразмыслив в таком духе, Сталвиг неохотно сказал:

— Ты можешь считать себя свободной от своего обещания, Иллира! Судьба вновь распорядилась таким образом, что лишает меня одного из самых больших удовольствий в жизни. А тебе она предоставляет возможность сохранить верность этому твоему неуклюжему монстру. — С тяжелым вздохом лекарь закончил: — Возможно, в следующий раз судьба будет ко мне добрее.

Вернувшись в постель и развалясь на овечьих шкурах, он чисто по-мужски подумал, что для мужчины, который провел ночь с богиней, еще не все потеряно.

И действительно…

Затем он вдруг вспомнил, с каких нежных объятий этой ласковой «Иллиры» все начиналось, и почувствовал, что постепенно расслабляется.

Вот тогда он и забылся легким безмятежным сном.

Джанет МОРРИС

ЛЮБИМЕЦ БОГА ВАШАНКИ

На Санктуарий с неимоверной яростью и силой обрушилась дикая гроза, как наказанье господне местным ворам и бродягам за их неправедные дела. С небес сыпались градины величиной с кулак. Градом разбило набережную в гавани, повыбивало стекла в окнах домов по Улице Красных Фонарей, ощутимо пострадал и храм Ильса, одного из самых почитаемых богов покоренных илсигов.

Сопровождавшие грозу ослепительно яркие молнии, срываясь с разверзшихся небес, метались, как угорелые, между ними и вершинами гор, вызывая в ближайших окрестностях оглушительный гром, треск и всеобщее сотрясение.

Одна из таких молний, ярко вспыхнув, ударила в купол дворца Принца Кадакитиса, оставив изображенное огромными иератическими буквами и будто выплавленное в суровом камне имя бога Вашанки, Бога-Громовержца, отчетливо видимое издалека.

Другая молния, ворвавшись в окно обнесенного стеной особняка Джабала, облетела вокруг кресла ручной работы, в котором в этом момент сидел сам хозяин, чье лоснящееся черное лицо буквально посинело от ужаса.

Пока молния в фантастическом танце носилась между домом работорговца и помертвевшим от страха городом, некий наемник по имени Темпус занимался тем, что с риском для жизни объезжал молодого сирского коня. Он перекупил этого невиданного, серой с серебристым оттенком масти скакуна у человека, обязанного ему спасением жизни собственного отца.

— Полегче, полегче! — сказал он, обращаясь к коню, резко рванувшемуся в сторону, в результате чего в лицо Темпусу полетела грязь из-под копыт. Тот проклял эту грязь, и этот ливень, и то, что после этих занятий с лошадью придется ему зарабатывать на хлеб насущный. Что же касается этого жеребца с зверской, как у злого духа, мордой, который то всхрапывая и упираясь ногами в землю, то резко вскидывая в воздух подбитые железом копыта, носился невообразимыми кругами, то тут уж пожаловаться было некому, оставалось лишь тихо подвывать.