Ричард Байерс - Нежить

— Пароль? — в ответ прокричал кто–то. Таммит не видела говорившего, но знала, что находился он на наблюдательном посту над воротами.

— Материнская любовь, — ответил Барерис, и Таммит застыла, гадая, окажется ли пароль верным или же удача окончательно отвернулась от них и Ксингакс предпочел его изменить. Но она в этом сомневалась. Он утверждал, что являлся недоношенным полубогом и уж точно выглядел, как недоношенное нечто. Пароль был сардонической издевкой над его родителем, который либо самолично вырвал его из утробы матери раньше срока, либо позволил сделать это кому–нибудь ещё.

Белые каменные ворота со скрипом распахнулись. За ними находился барбакан, границы которого не выходили за пределы крепости. Он представлял собой проход, в потолке которого были проделаны дыры, а в стенах — бойницы. В дальнем конце его виднелся единственный выход.

Иными словами, этот коридор представлял собой смертоносную ловушку, но сработала бы она только в том случае, если бы солдаты находились на своих местах, готовые уничтожить незваных гостей. Но у освещённых пламенем факелов стражников, орков и людей, не возникло никаких подозрений. Створки двери, ведущей внутрь крепости, были распахнуты, а навесная решетка поднята.

Тескиане задержались у входа, и люди Барериса тычками и ударами плетей погнали их вперед. Орк с окаймленными золотом выпирающими клыками, левая половина лица которого была покрыта татуировкой в виде черных зазубренных молний, с важным видом принялся расхаживать вокруг, рассматривая рабов. Таммит задалась вопросом, подыскивал ли он кого–нибудь для удовлетворения своих сексуальных потребностей, как тот солдат, который приставал к ней и Ильдре, когда они находились в плену.

Но, что бы ни было у орка на уме, внезапно он резко развернулся и уставился на неё.

— Хэй, — произнес он. — А я тебя знаю.

Она встретила его взгляд и попыталась подавить его волю своей.

— Нет, не знаешь.

Орк сморгнул и отступил на шаг.

— Нет, — пробормотал он. — Не знаю.

Он двинулся прочь, и она отвернулась. И тогда он заорал:

— Это же та сбежавшая вампирша!

Развернувшись, Таммит увидела, что орк тычет в неё пальцем. Ей все же не удалось затуманить его разум. Он просто притворился, что это сработало.

Ну, возможно, воспоминание об этой небольшой победе будет греть его дух в загробной жизни. Она бросилась к нему и ударила в лицо, почувствовав, как трескается его череп. Орка отбросило назад, и он упал. Развернувшись, Таммит огляделась, пытаясь понять, что происходит.

Товарищи орка, разумеется, услышали его крик, но среагировали слишком медленно. В отличие от них, воины Барериса набросились на охранников прежде, чем те успели достать оружие.

Проблема была в пленниках. Напуганные и озадаченные этой внезапной стычкой, они либо метались, уворачиваясь от взмахов мечей, либо пытались отступить туда, откуда пришли. Они столпились в проходе, мешая вторгнувшимся в замок воинам добраться до дальнего конца коридора.

Таммит превратилась в стаю летучих мышей и взмыла над головами сражающихся воинов и охваченных паникой тескиан. Тем временем ворота, ведущие внутрь крепости, начали закрываться. Проскользнув через остававшуюся между дверями щель, она увидела толкавших створки зомби.

Укусы летучих мышей не могли сильно повредить ходячим трупам, поэтому она как можно быстрее вновь обернулась человеком, из–за своей торопливости почувствовав вспышку боли. Выхватив меч, она набросилась на них.

Когда последний зомби рухнул, краем глаза она заметила какое–то движение. Ещё двое мертвецов с шелушащейся серой кожей и безвольно отвисшими челюстями неумело пытались повернуть рычаг лебедки, чтобы опустить решетку. Бросившись к ним, Таммит и их изрубила на куски. Затем она огляделась, пытаясь отыскать того, кто ими командовал, но его уже и след простыл.

Он мог убежать куда угодно. Из просторного центрального зала вело с полдюжины арочных проходов. По лестницам можно было подняться на галерею, где располагались другие двери, позволявшие проникнуть в лежащие за ними покои.

Несколько ужасающих воинов с пылающими желтыми глазами выбежали на балкон и наложили стрелы на тетивы. Даже с такого расстояния Таммит почувствовала, что в их наконечниках бурлит погибельная магия. Если она превратится в туман, то стрелы не смогут причинить ей никакого вреда, но в таком состоянии ей не удастся удерживать ворота открытыми, а решетку — поднятой. Она приготовилась уворачиваться от выстрелов.

И тогда через полуоткрытые ворота осторожно заглянул вооруженный цепью огненный священник. Заметив ужасающих воинов, он наставил на них свое оружие. Раздался звон, и звенья цепи охватило пламя. Мертвецы исчезли в ревущей вспышке, мгновенно испепелившей их дотла.

По проходу за спиной Таммит эхом разнеслись металлические звуки рога глоров. Войска вторгшихся захватили ворота, и теперь Барерис приказывал грифонам и остававшимся с ними наездникам спускаться с небес.

Ерзая на своём мягком стуле, чья относительно новая обивка уже успела покрыться пятнами и провонять испарениями его разлагающегося тела, Ксингакс, прищурившись, посмотрел вниз на Красного Волшебника, который работал в расположенных под балконом заклинательных покоях. От того, что он щурился, картина эта не становилась более четкой, поэтому он зажмурил близорукий глаз, доставшийся ему от природы, и продолжил смотреть тем, который он позаимствовал с тела Исвала. Так было лучше.

Конечно, если бы он мог находиться рядом со своим помощником, стало бы ещё лучше, но это было нецелесообразно. Даже простая его близость оказывала губительное воздействие на живых. Хотя, возможно, этот идиот, который читал заклинания, размахивая ритуальным кинжалом–атамом, и впрямь заслуживал порцию яда. Толку от него не было никакого.

Но нет, это будет нечестно. Как бы Ксингаксу ни хотелось возложить вину за неудавшийся обряд на человека, ритуал со всеми доработками он провел безукоризненно. Проблема была в том, что менялись сами законы магии, и в результате Ксингакс обнаружил, что ему уже не удается манипулировать ими с той же ловкостью, что и раньше.

Этот факт его удручал. Для того, чтобы более–менее успешно практиковать магию смерти, ему не хватало природных данных, но он считал себя величайшим изобретателем заклинаний некромантии на Фаэруне, и полагал, что в этом отношении превосходит даже самого Сзасса Тэма, хотя ему хватало благоразумия не говорить об этом своему хозяину в лицо. Это было объектом его гордости, его страстью и служило самой большой отрадой существу, которому были неведомы удовольствия, доступные всем живым.