Владимир Васильев - Рубины хозяина Ко

— Пугнуть бы их… — прошептал Боград с некоторым сомнением.

— Зачем? — удивился Тарус. — Сидят, ну и пусть себе сидят. Обойдем лесом, и дело с концом. А так — всполошатся, чего натворят-наворотят? Иди знай! Обойдем, вернее не придумаешь.

Чужаки сниматься со стоянки явно не собирались, что было на руку.

Вернулись к отряду, перемолвились с Боромиром. Неслышно, словно тени, обогнули луг берегом Миги-реки, и ушли на север. До захода солнца успели оторваться достаточно далеко.

— Коней бы у них увести… — всю дорогу монотонно бормотал Боград. — Эх, жаль, много их, окаянных…

Уже в сумерках Тарус не выдержал и оборвал ватажка венедов:

— Да уймись ты, всадник! Не будет толку нам от коней, понял? В первый же день похода лишились их, зря думаешь? ТОТ, с востока, над коньми властен пуще нас всех вместе взятых. Как еще не погиб никто под копытами, дивлюсь до сих пор. Нельзя нам верхом, никак нельзя! Да и сейчас уйти бы подальше от них, гривастых, спокойнее. Ушлый ОН. И ученый.

Путники выслушали это молча.

— Ну, что? — спросил наконец Боромир. — Еще отойдем?

Топали часа два, натыкаясь в темноте на сучья; после все же стали на ночлег. Сморило всех не на шутку, ночью хоть бы кто окрест шлялся, все одно не проснулся бы ни один. К утру разлепил веки Боромир-Непоседа — все целы, только костры давно погасли. Если кто и проник в лагерь, скрываемый мраком, вреда не учинил.

Наскоро собрались-отряхнулись, и в путь-дорогу. Гонка за датами-беглецами изрядно всех утомила, однако до моря оставалось еще порядком, полпути только прошли. И как бы не отстать?

Часа через два их настиг мерный стук копыт, волной накатывавшийся сзади, из-за спин.

— Вот черти! — в сердцах обронил Тарус. — За нами пустились. Придется и впрямь пугнуть.

К чародею приблизился Дементий.

— Слышь, Тарус! Помнишь ли, как на празднике Желтых Листьев Назислав-венед лешим переоделся? Как девок в бору пугал?

Тарус помнил. О проделке Назислава, известного боле под прозвищем Лоботряс, долго судили-рядили-пересуживали от Рыдог до Тялшина. Как не помнить! Весь люд хохотал до упаду.

— Я как-то пробовал… — сказал Дементий серьезно. — Мужичков после еле брагой отпоили. Дозволь, а?

Тарус задумался.

— Добро, друже! Только тебе другое дело сыщется. Богуслав!

Венед мигом предстал пред чародеевы очи.

— Лешего видел хоть раз?

Тот пожал плечами.

— Пойдешь пришлых пужать!

— Гей, Тарус! Лучше уж я, — стал перечить Дементий, — не в первый раз, не подведу.

— Богуслав пойдет, — отрезал Тарус. — Сказано! Да и ранен ты. Дементий насупился и отошел в сторону. Чародей проводил его жестким взглядом. Выбор пал на Богуслава не случайно: и быстроног, и коней лучше разумеет, и кинжалом если что попроворнее любого чикма… А главное — глаза у него разные, левый карий, правый зеленый. Это, правда, больше на полевого смахивает, зато от сглаза сбережет наверняка. Кто их знает этих, в шапках… Чикмы же наоборот, на земле тверже стоят, не проймешь их ни мечом, ни секирой.

О секирах чародей вспомнил не случайно: утром углядел рядом с безмятежно спящим Яром крупные волчьи следы. Крыланы-всадники, больше некому. И песиголовцев давно не видать, не слыхать. Не замышляют ли чего?

Богуслав скинул куртку, вывернул наизнанку; сапоги переодел с правой ноги на левую. Волосы его долгие и волнистые враз зазеленели едва чародей посыпал их порошком из разукрашенного мешочка, приговаривая вполголоса. И бороду приклеил, седую, косматую, нечесаную…

— Ну, Тарус! Чего у тебя в суме только не сыщется, — восхитился Боромир, оглядывая переодетого Богуслава. — Кабы не знал, кто это, давно уж стрекача бы задал!

Тарус усмехнулся, поворачивая Богуслава и так, и эдак.

— Похож! На тебе «волчину», — протянул он венеду крохотный землистого цвета шарик, невзрачный и на первый взгляд никчемный. Однако волчьим духом от него разило как от целой стаи. Богуславу не требовалось объяснять для чего он — кони, учуяв запах своего извечного врага, да еще такой плотный и ядреный, поднимут невообразимый хай, а там уж и всадников перепугать не мудреная задача.

— Главное, глаза выпучи и дыши погромче, — наставлял перевертыша Тарус. — Мы уж повоем по кустам, страсти подпустим. Одним словом — не маленький, не мне тебя учить. Уразумел?

Венед кивнул:

— Справлюсь, чародей.

Тарус еще разок оглядел его и хлопнул по плечу:

— Давай, друже!

Всадники приблизились за это время вполовину. Богуслав скользнул в густую тень кустарника, ступая слегка вперевалку — ни дать, ни взять: леший! Аж мороз по коже.

— Чеслав! Вавила! — позвал близнецов чародей. — Со мной пойдете. А ты, Непоседа, людей схорони, да глаз прищурь, авось и разглядишь чего. Могут гости пожаловать.

— Добро, Тарус! — кивнул Боромир и обернулся. Отряд, повинуясь его мягкому жесту, вмиг рассыпался по кустам. Чародей с близнецами-венедами неспешно двинулся вслед за Богуславом.

А тот уже успел отбежать далеченько. Отыскал тропу, по которой ехали всадники, и трусил им навстречу чуть в стороне, вслушиваясь в чуткие шорохи леса да зорко шаря взглядом по зелени. Приглушенный стук копыт звучал все ближе и отчетливее.

«Схоронюсь, — решил Богуслав. — А после как выскочу!»

С тем и юркнул в ломкие притропные кусты.

Невзрачную фигуру, серую, согбенную и бесформенную, он заметил не сразу. Присмотрелся — одежда наизнанку, усы с бородищей седы, волосы — как вековой лишайник. И глазами: зырк направо, зырк налево! Тоже лешим переодет.

Богуслав нишком отполз назад и, прячась за стволами, перебежал. Теперь фигура была обращена к нему лицом. Всмотрелся — Дементий! Эх, ма, ослушался чикм Таруса, переоделся, решил, видать, и себе попугать пришлых. Ладно уж, куда деваться? Вдвоем, так вдвоем.

Богуслав ненадолго показался Дементию, знаками пояснил: мол, подъедут всадники поближе, разом выскакиваем! Ну, а там как получится.

Дементий секунд пять глядел на венеда, потом согласно кивнул. Тут и спрятались оба.

Птахи щебетали, будто в последний раз. Солнце, играючи, проглядывало сквозь густые кроны, швырялось озорными лучиками, разгоняя лесной полумрак. «Благодать! — подумал с тоской Богуслав. — Сейчас бы в сено, и спать. А мы воюем…»

Чужаки вскоре показались из-за дальнего поворота тропы. Островерхие их шапки чиркали по упругим свежим ветвям и шуршание это вплеталось в звук мерной поступи копей. Богуслав не успел еще ничего предпринять, как вдруг могучий дуб, растущий в двух шагах от тропы, заскрипел так, что мороз продрал по коже у самых отчаянных, и покосился; из гущи листьев с хриплым карканьем вырвалось с пяток ворон.