Юлия Скуркис - Роковое наследие

Девочка стиснула зубы и решительно зашагала в темноту — и, когда ей показалось, что угрюмый Эльтар уже никогда ее не разыщет, она уперлась в заднюю стену их дома. Как раз в то мгновение с веток дерева прямо ей на голову свалился здоровенный жук и запутался в волосах. Таких истошных воплей лес, наверное, не слыхивал с момента своей бытности семенами.

Анаис отпустила воспоминания и подумала, что учитель добился своей цели, жаль только, что с такой обширной практикой выживания она уже забыла, что такое просто жить. Эльтар прекрасно подготовил ее, заставил выучить несколько языков, в совершенстве овладеть манерой произношения и особенностями речи, чтобы никогда и нигде не выделяться из толпы. Ведь иностранцы — первые, на кого обращают внимание. Анаис должна была сделаться незаметной, слиться со средой, и не важно, толпа ли это нищих или сборище аристократов.

Она поскребла в затылке, побеспокоив жука, что пристроился на ночлег у нее в волосах, выловила блоху и тяжело вздохнула, подумав, что затесаться в высшее общество ей, вероятно, уже не светит…

Когда она проснулась, Лит уже высоко поднялся над горизонтом. Собрав пожитки, Анаис отправилась ловить удачу за хвост. Миновав переплетение узких улочек, вышла на храмовую площадь. По центру стоял фонтан, в чаше которого возвышались статуи Лита и Нэре. Сторона бога-солнца сверкала белизной, а богини-луны — была черна, как ночь. Из ладоней протянутых к грешникам рук струилась вода. Лицом каждая статуя была обращена к своему храму.

Анаис наконец-то утолила жажду, полюбовалась фонтаном, отметив, как по-разному выглядит одна и та же вода, что плещется в обрамлении белого и черного камня. Храмы, выстроенные из тех же материалов, что и фонтан, стояли друг против друга по сторонам площади. Анаис направилась к обители Нэре, где на паперти сидела кучка «обиженных и оскорбленных». Этот храм подходил ей куда больше, чем жилище лучезарного жизнерадостного Лита, возле которого попрошаек отродясь не водилось.

Анаис уселась на ступеньке, потеснив одного из нищих, и принялась лущить семечки, сплевывая шелуху себе под ноги без всякого уважения к святому месту. Нищие поглядывали на нее с неодобрением, но помалкивали. Наконец, один из них рискнул заметить, с опаской покосившись на меч, что уютно устроился на коленях бродяжки:

— Неужели ты, сестра, не страшишься гнева Богини за осквернение порога ее храма?

Анаис прищурилась, оглядела нищего с головы до ног и, наконец, изрекла:

— Любезный брат мой, как бы ты ни старался вести благочестивый образ жизни, наказание неизвестно за что неминуемо постигнет тебя неизвестно когда. Я же, по крайней мере, буду знать причину.

— Богиня строга, но справедлива, — осенил себя знаком полумесяца нищий, в сущности, не найдя, что ответить на дерзкое заявление бродяжки.

— Да, да, вся справедливость в нашем мире исключительно божественного свойства, — вздохнула Анаис. — От этого она и не кажется таковой простым смертным, ибо не способны мы понять божественный промысел. Вон, — указала девушка пальцем, — над входом в храм выдолблены Заповеди Нэре. Разве я нарушаю какую-нибудь из них?

— Истинной Богине не нужна любовь, только лишь поклонение, — прочла Анаис. — Каждый раз, выплевывая шелуху, я склоняю голову, то есть отвешиваю поклон — сиречь поклоняюсь.

— Вероятно, до того как вступить в наши ряды, — крякнул в кулак нищий, пряча улыбку, — ты, сестра, обучалась изящной словесности.

— Лишь чистый разум Нэре позволяет видеть истинную картину мира и понимать добро и зло, — зачитала она вторую заповедь, проигнорировав замечание. — Поскольку я поклоняюсь Богине, как мы только что выяснили, у меня есть надежда на то, что видимое мною мироустройство и мои суждения о добре и зле соответствуют действительности. Читаем и рассуждаем далее. Без греха тот, кто не имеет чувств иных, кроме чувства меры и чувства выгоды. Вот мы и подошли к вопросу о совершении мною греха. Если бы я не имела чувства меры, то вошла бы в храм и намусорила прямо на алтаре, — хитро прищурилась Анаис. — Что же касается выгоды, то лишь слепой ее не увидит, — пожала она плечами и вновь принялась за семечки.

Нищие посовещались и пришли к выводу, что их всех поразила внезапная слепота, раз они так и не смогли оценить выгоду вызывающего поведения бродяжки. Анаис еще немного помучила их глубокомысленным молчанием и, наконец, пояснила:

— Как вы успели заметить, мое кажущееся греховным поведение отпугивает добропорядочных граждан. В конечном итоге это неизбежно приведет к тому, что ваш сегодняшний «урожай» побьет все рекорды мизерности. Если же вы пообещаете меня приютить, желательно еще и накормить, я, в свою очередь, постараюсь поспособствовать в нелегком деле сбора милостыни.

— Сестра моя, — осклабился тот нищий, что завязал беседу, — а не проще ли нам изгнать тебя с паперти?

— Это принесло бы вам немалую выгоду, — подперев рукой щеку, доверительно сообщила Анаис. — К липовым увечьям я бы добавила настоящие, после чего ваши стоны и жалобы на тяжелое житие-бытие лишились бы театральности. А, как известно, настоящее всегда ценится выше. И не нужно смотреть на меня так сердито, иначе я решу, что на самом деле вы — литопоклонники.

Нищие аж поперхнулись.

— Это почему же, сестра?

— Потому что вам вздумалось обидеться за отсутствие у меня доброты, любви и бескорыстия. Что там высечено на портике? Доброта — безумие. Любовь — опасный грех, самая губительная из страстей. Противостоять любви может лишь ненависть, но и она греховна, ибо она тоже страсть. Бесстрастен лишь холодный рассудок — единственный путь познания истины. Бескорыстие — грех. Ну и последнее, — торжественно провозгласила Анаис: — Морально все, что влечет за собой выгоду.

С этими словами она сплюнула шелуху прямо на ноги женщине, которая несла, прижав к груди, какой-то сверток — вероятно, пожертвование Богине. Прихожанка отскочила в сторону, осенила себя знаком полумесяца и заспешила прочь от храма. Известное же дело, что бесноватые — избранники бога Лита, и связываться с ними грех для нэреитки.

— Вот и храм из-за вас недополучит свое, — сказала Анаис, — и будут у вас неприятности еще и…

— Весьма убедительно, сестра, весьма убедительно, — прервал ее все тот же нищий, вероятно, старший в группе. — Считай, что ты в доле.

— В таком случае приступаем! — потерла ладошки Анаис и сунула меч за спины нищих, чтобы доброхоты не предложили ей оный продать, а не попрошайничать. Затем она сделала скорбную мину и через пару минут залилась слезами. Мимо как раз проходила горожанка с полной корзиной снеди. Увидев рыдающую девушку, она остановилась, осенила себя знаком полумесяца и поинтересовалась причинами столь отчаянной скорби. Анаис приподняла голову и, завыв пуще прежнего, вновь уткнулась носом в колени. Старший среди нищих поджал губы, сообразив, что душещипательную историю о несчастьях скорбящей придется рассказывать ему.