Гарри Тертлдав - Возвышение Криспа

Яковизий оторвал взгляд от утренней каши и увидал Криспа, направлявшегося к его столику в зале Болкана. Брови аристократа поползли вверх.

– Спасибо, что пришел, – сказал он. – Столь редкие знаки внимания дают мне надежду, что ты еще помнишь, у кого работаешь.

Уши у Криспа налились жаром. Он что-то проворчал, не придумав лучшего ответа, и сел за стол.

Но так легко от Яковизия отделаться ему не удалось.

– Как ни прискорбно мне прерывать течение твоих развратных мыслей, – продолжал он, – боюсь, твоя маленькая интрижка с прачкой – или кто она там у тебя? – на вилле Мавра подошла к концу.

Крисп не сумел скрыть от людей свои частые поездки на виллу Танилиды. Эти визиты – и следовавшие за ними ночевки, – конечно же, развязали языки. Чтобы они не развязывались в не правильном – вернее, правильном – направлении, Крисп сболтнул, что у него роман с одной из служанок.

– Да? Почему, высокочтимый господин? – осторожно поинтересовался Крисп.

– Потому что я наконец договорился с этим гаденышем Лексо, вот почему.

– Что вы говорите? – искренне изумился Крисп.

– Да, и на более чем приличных условиях. Если б ты был здесь, как положено, вместо того чтобы тренировать свое причинное место, ты не стал бы так удивляться.

Крисп повесил голову, услышав этот упрек. Язвительность Яковизия придавала ему, быть может, излишне едкую остроту, но Крисп понимал, что упрек заслужен. Он почувствовал даже некоторое облегчение. Раз Яковизий возвращается в город Видесс, ничего не попишешь: придется его сопровождать. Тут даже Танилиде будет нечего возразить. Более удобный конец их связи трудно себе представить.

– Поскольку ты все равно поедешь на виллу Мавра, будь любезен, скажи ему, что я скоро отбываю. Кстати, почему бы мне не оставить тебя здесь и не отправиться только с ним – я и сам не понимаю.

В первый момент Крисп не воспринял угрозу всерьез. Пожелай Яковизий его уволить, он мог это сделать давно. И даже если хозяин даст ему пинка под зад, Танилида все равно поддержит его… или нет? Крисп отрезвел и задумался. Если счастье изменит ему, видения Танилиды тоже могут измениться.

Он решил, что должен снова снискать расположение Яковизия в той степени, в какой это возможно, не позволяя себя соблазнить.

– И на каких же условиях вы пришли к соглашению с Лексо, высокочтимый господин? – спросил он.

– Можно подумать, тебя это волнует, – колко заметил Яковизий.

Но он был слишком доволен собой, чтобы упустить случай похвастаться своими успехами. – Хатриши уберутся за Аккилеон к концу следующего года, и три четверти той компенсации, что мы заплатим за их уход, пойдут напрямую пастухам, а не хагану Гумушу. Мне пришлось немножко подмазать Лексо, чтобы добиться его согласия, но эти деньги я выложил не впустую.

– Понимаю, – кивнул Крисп. – Если компенсация пойдет местным хатришам, они потратят большую ее часть здесь, в Опсикионе, так что в конечном итоге она вернется в империю.

– Может, поэтому я и держу тебя, несмотря на твои бесчисленные грехи, в которых ты закоснел, – сказал Яковизий. – За твою крестьянскую мудрость. Даже Лексо не уловил всей важности этого пункта, даром что он годами занимается тем, что пытается облапошить Видесс. Ай да я! Обвел его вокруг пальца, обвел! – Ничто не могло привести Яковизия в хорошее настроение вернее, чем похвальба тем, как он обставил противника.

– Когда вы подписываете договор? – спросил Крисп.

– Уже подписали – и скрепили печатями. Один экземпляр у меня в комнате, а другой у Лексо, где бы он его ни держал. – Яковизий за один присест выдул большую чашу вина. Только когда он пошатнулся, вставая, Крисп сообразил, что это уже не первая и даже не третья; говорил Яковизий совершенно как трезвый. Дойдя до двери, он бросил Криспу через плечо:

– Вообще-то я иду в резиденцию эпарха, ткнуть хатриша носом в его оплошность. Хочешь со мной?

– Вы уверены, что это умный шаг, высокочтимый господин? – осведомился Крисп, не желая публично спрашивать своего хозяина, не рехнулся ли он. Если Яковизий разозлит Лексо – а уж это он умеет лучше всякого другого, – что сможет помешать хатриша разорвать свой подписанный и скрепленный печатями экземпляр и либо начать войну, которой стремится избежать Петроний, либо в крайнем случае начать переговоры по новой?

Но Яковизий уперся.

– Пускай полюбуется на собственную глупость! – И чуть не бегом вылетел на улицу.

Крисп слышал грохот приближающегося тяжелого фургона, не прислушиваясь к нему; это был один из обычных городских звуков.

Но потом до него донесся чей-то крик: «Разуй глаза, ты, пьяный остолоп! Вы только посмотрите на него…» Такое игнорировать было сложнее; крик раздался прямо напротив трактира. А услыхав дикий вопль, раздавшийся следом, Крисп вместе со всеми посетителями выскочил на улицу посмотреть, в чем дело.

Фургон был доверху нагружен глыбами серого известняка, добытого в горном карьере за Опсикионом, и тянула его шестерка ломовиков.

Яковизий лежал, суча ногами, на земле между ближайшим коренником и правым передним колесом. Еще один ярд – и оно переехало бы его.

Крисп бросился вперед и вытащил своего хозяина из-под фургона.

Яковизий при этом снова завопил.

– Моя нога! – Он вцепился в нее. – Моя нога!

– Этот дурак выскочил прямо передо мной, – лепетал бледный возница. – Прямо передо мной, будто меня там не было! А это, кстати, самая большая и шумная повозка в городе. Прямо передо мной! Одна из лошадей, видно, наступила на него, а может, и не одна. Хорошо, я успел их остановить, не то вы отскребывали бы его сейчас от булыжника. Прямо передо мной!

Несколько прохожих подтвердили, что Яковизий совершенно не заметил фургона.

– Судя по тому, как его шатало, – сказал один из них, – он не заметил бы самого Фоса, вздумай тот спуститься с небес.

Пара наиболее богобоязненных душ при упоминании имени благого бога начертили над сердцем солнечный круг.

Крисп задрал Яковизию рубашку, чтобы посмотреть, насколько сильно пострадал вельможа. Неестественный сгиб между коленом и лодыжкой на левой ноге хозяина и громадный черный синяк, прямо на глазах расплывавшийся по ноге, сказали ему обо всем, что он хотел узнать.

– Перелом, – заявил он.

– Конечно, перелом! А ты как думал, кретин толстожопый? – взвизгнул Яковизий, еще пронзительней и громче обычного от боли и ярости. – Ты думаешь, я сам не знаю?

Изощренная брань, сыпавшаяся из него в течение пары минут, свидетельствовала о том, что с мозгами у Яковизия все в порядке, невзирая на две ссадины над обоими глазами и синяк на щеке.

– Чего вы стоите, разинув рот, как жертвы кровосмешения?