Медведев. Книга 4. Перемирие - Гоблин MeXXanik
Двор был тих. Только один из фонарей покачивался от лёгкого ветра, бросая на землю рваные тени. Где-то наверху в окне мелькнул свет. Скорее всего, Вера, возможно, проверяла бумаги перед ужином.
Морозов хлопнул дверью, обошёл капот и задержал взгляд на силуэтах леса. А затем неторопливо направился в сторону дома дружины. Аргумент побежал за ним. Я же поднялся по ступеням, и у самого порога я обернулся.
Небо над лесом было темно-бордовым, и в глубине тучи уже вспыхивали первые нити молний: тихие, далёкие, рассекающее темное небо и словно рисующие на нем огненные трещины.
— Завтра будет тяжёлый день, — пробормотал я и потянул на себя дверь.
И первым делом почувствовал запахи, которые сообщали о скором ужине. Теплый хлеб, тушёное мясо, чуть пряный аромат лаврового листа и перца. Где-то вдали звякнула посуда, и стало ясно: Никифор, скорее всего, даже накрыл стол.
В гостиной царил полумрак, единственным источником света был камин, который уже разгорелся и ровно потрескивал, словно мурлыкал. Я прошёл к очагу, вытянул ладони к огню. После сырого воздуха дороги тепло ощущалось почти физически — как тяжёлое, толстое одеяло, которым накрывают уставшего ребёнка.
— Ох и долгий же выдался денёк… — донёсся ворчливый голос Никифора. — … только вернулись.
— Никифор, — тихо позвал я.
Домовой выглянул из столовой, держась за края передника, будто тот был боевым щитом.
— О! Вернулись наконец! — с улыбкой произнес он. — Сейчас всё будет.
С этими словами Никифор исчез в столовой. А уже через мгновение дом наполнился густым ароматом мяса, томлёного в травяном соусе.
Я отступил от камина, уселся в кресло и позволил себе вытянуть ноги. Дверь наверху тихо скрипнула, и на лестнице появилась Вера.
— Вы прибыли, — сказала она, подходя ближе. — Никифор ещё полчаса назад объявил на кухне, что «князь скоро вернётся, и нужно, чтобы стол выглядел прилично».
Я тихо рассмеялся.
— Как поездка? — спросила она, садясь в кресло напротив.
— Всё прошло спокойно. Приезжий на контакт не идет, но Зубов за ним присматривает. Так что подождем, пока он сам объявится.
Вера кивнула. А через мгновение хлопнула входная дверь и за спиной послышались тяжелые шаги. Настолько знакомые, что мне не нужно было даже оборачиваться.
— Вы вовремя, — не отрывая взгляда от горящего камина, произнес я. — Никифор как раз готовится подать ужин.
— Тогда пошли, пока он не передумал, — серьёзно произнёс воевода, и мы направились в сторону столовой.
И в тот момент, когда мы переступили порог, Никифор поставил на стол большую кастрюлю, расправил передник, упёр руки в бока и горделиво объявил:
— А теперь можно и есть. Тысяча трудов, но всё для вас.
Я усмехнулся, переглянулся с Верой и Морозовым. И вдруг поймал себя на тихой, неожиданной мысли. Что все здесь держится на людях, которых я знаю пусть и недолго, но с которыми я успел сродниться.
И пока эти люди рядом, я могу быть спокойнее за Северск, и за княжество. И даже за одного слишком самостоятельного ревизора, который завтра, возможно, снова попробует бросить вызов нашему спокойствию. Но это будет завтра. А сегодня меня ждет уютный домашний вечер, дом, тепло и ужин.
Глава 17
Утренний гость
— Прошу к столу, — подбоченившись, произнёс Никифор. — Ешьте, пока горячее. Я вам такое приготовил…
Он театрально отложил половник и отступил на шаг назад. Морозов поднял крышку с кастрюли, и помещение мгновенно наполнилось новым, ещё более плотным ароматом. И от этого запаха, воевода на мгновение даже прикрыл глаза.
Внутри был густой гуляш, с крупными кусками мяса, разваренными до мягкости, которая видно была даже невооружённым глазом. Там же плавали картофель, морковь, лук, ломтики корня сельдерея. Бульон был настолько плотным, что почти тянулся за половником.
— Чудо, — уважительно выдохнул Морозов. — И как он успевает это готовить?
— Магия, — резко сказал Никифор, разливая гуляш по тарелкам.
— Не иначе, — согласился Морозов и сел в кресло.
Домовой передал мне порцию. Я с благодарностью принял ее, взял ложку и зачерпнул, попробовал. И на миг довольно прикрыл глаза, чувствуя, как по телу расплывается тепло. Словно Никифор добавлял в еду какой-то особый ингредиент, который снимал усталость.
Вера попробовала блюдо осторожно, маленькой ложкой — но я заметил, как на её лице мгновенно появилась тень удовлетворения.
— Невероятно, — тихо сказала она.
— Да знаю, — фыркнул Никифор, но уголки губ у него дрогнули.
Я макнул кусок хлеба в соус гуляша — и корочка мгновенно пропиталась бульоном, впитав травяной аромат.
За столом установилась тишина — та добротная, домашняя, когда никто не говорит лишь потому, что еда слишком вкусная, чтобы отвлекаться. Ложки мягко стучали о тарелки.
Было слышно, как потрескивает в гостиной камин. За окном шелестел вечерний ветер.
— Еще порцию, мастер-князь? — уточнил Никифор, когда моя тарелка опустела. Но я только покачал головой, отставляя посуду. Откинулся на спинку кресла, чувствуя, как в животе расплывается тяжёлое, тёплое удовлетворение.
— Спасибо, но боюсь, больше в меня не влезет.
Морозов откинулся в кресле, вытер губы салфеткой и сказал:
— Спасибо, Никифор. Все как всегда великолепно.
Домовой только кивнул, собрал пустые тарелки и вышел из помещения. Мы же еще какое-то время сидели за столом, наслаждаясь отваром, и неспешно беседовали о всяких, отвлеченных от работы темах. А когда опустел и заварочный чайник, мы покинули столовую. В гостиной наши пути разошлись. Вера сослалась на дела, которые нужно было завершить, и направилась в мой кабинет, Морозов ушел к дружинникам. Я же поднялся на второй этаж, вошел в свою комнату, быстро разделся и рухнул в кровать. И едва моя голова коснулась подушки, как я провалился в глубокий сон.
* * *Я проснулся от тихого, протяжного скрипа оконной рамы. Такого, что обычно вызывает желание перевернуться на другой бок и не обращать внимания. Но что-то в этом звуке было настойчивым, почти осмысленным.
Открыл глаза. Утро выдалось на редкость солнечным. Свет мягко пробивался
