Дочь Водяного (СИ) - Оксана Токарева
Вот по этому-то ориентиру Михаил и направил свои стопы, стараясь по возможности идти также по следу рыси. Благо топкая почва даже в неровном предзакатном свете хранила отпечатки мягких кошачьих лап, а кое-где на колючих кустах остались небольшие клочки шерсти. Он прошел, кажется, меньше километра, когда земля стала значительно суше и тверже, а хилый березняк и гнилой осинник сменились зарослями орешника и ольхи, росшей около выбегающего из болота, но уже чистого, хотя и неглубокого ручья.
На одном берегу с Михаилом, полускрытая ольшаником, застыла в нерешительности рысь, на другом, глядя на нее с мольбой и надеждой, стояла не старая на вид женщина с собранными в пучок волосами в строгой юбке, блузке с бантом и явно неподходящих для похода по лесу туфлях-лодочках. На руках она держала красного от воплей младенца, да и сама уже охрипла, бесконечно посылая свой странный зов:
— Арысь-поле! Дитя кричит,
Дитя кричит, пить-есть хочет.
Михаил догадался, что эта сцена повторяется уже не первый раз. Почему-то пестрая рысь, которая до этого, не задумываясь, сигала черед трех-четырехметровые протоки, только брезгливо отряхивая намоченные лапки, теперь не могла преодолеть узкий неглубокий ручей.
Бедный младенец, который до этого ненадолго затих, временами издавая жалобное поскуливание, снова зашелся плачем, и рысь решилась. Но едва она сделала шаг в сторону ручья, как из толщи воды песка к ней, ощерившись десятком жадных пастей, когтистых лап, склизких щупалец и жвал, взметнулось нечто страшное и бесформенное, издающее отвратительный запах гнили. Примерно так смердели и выглядели пытавшиеся забрать со стационара Лану и нападавшие на Леву порождения Нави.
Михаил бросился вперед, на бегу доставая дудочку, чтобы призвать духов и уничтожить чудовищ, но когда он приблизился к ручью, погас последний луч заката, а рыси уже и след простыл.
— Арысь-Арысь! — в отчаянии звала ее женщина. — Арыся! Арыся! Доченька! Аринушка, вернись!
Она в тоске металась по берегу, кичка ее рассыпалась, по щекам, размазывая тушь, текли слезы. Младенец плакал у нее на руках.
— Ну что встал пнем! — с досадой глянула женщина на Михаила. — Переходи на нашу сторону, не бойся. Твари из Нави тебя не тронут. Не по зубам им в здешних краях такая крупная дичь.
Михаил приглашению последовал, и, перейдя в пару шагов ручей, даже ничего не почувствовал. Вымокнуть еще больше он просто не мог.
— Опоздал ты! — с уважением глядя на его шаманский наряд, вздохнула женщина. — Арина теперь до рассвета не появится. Да и утро вряд ли что-то изменит. Останется моя бедная девочка в звериной шкуре по болоту блуждать, пока себя не позабудет. А это время злая ведьма, принявшая ее облик, мужа, ничего не подозревающего, к рукам приберет и внука моего, Кирюшеньку, совсем погубит.
Сейчас Михаил видел, что дитя к чертогам предков принадлежит еще меньше, чем его мать, в пестрой рысьей шкурке блуждающая по топкой и сумрачной приграничной области между Молочной рекой и Заповедным лесом.
— Зачем ты его сюда принесла? — двинулся в сторону странной женщины Михаил, готовый, если надо, применить все свои способности шамана, возвращая малыша домой, где было его место.
— Принесла, чтобы дать с матерью родной повидаться, молока из груди поесть! — не скрывая горечи, отозвалась женщина, продолжая баюкать внука. — Думаешь, ему там с лиходейкой злой, да ведьминой дочерью, да чужой нянькой, которая к нему лишний раз не подойдет, лучше? Если Арина сможет его покормить, то в человеческий облик снова вернется. Злую ведьму из своего тела прочь выгонит. Вот только Ленка-змеюка и здесь все предусмотрела. Стоит Аринушке к берегу приблизиться, чтобы Кирюшу покормить, сам видел, какая гадость из ручья поднимается! А ведь я в свое время о Ленке как родная мать заботилась, и Арина с мужем, когда Ленка пропала, ее Каринку к себе забрала. И вот вам благодарность! Впрочем, о какой благодарности я толкую? Ленка, говорят, и родную мать извела, чтобы силу ведовскую у нее забрать, и учителя своего шамана старого в зеркале заключила, пока сама в этой же ловушке не оказалась. Нашелся и по ее душу бесовскую более сильный колдун.
Михаил почувствовал, как у него перехватывает горло. Таких совпадений не бывает. С другой стороны, еще до того, как его собеседница, путаный рассказ которой больше напоминал горестное причитание, упомянула историю с зеркалом, он понял, что встреча с рысью и ее близкими не случайна.
— А как фамилия у этой вашей ведьмы? — осторожно спросил Михаил. — Часом, не Ищеева?
— А ты откуда, мил человек, знаешь? — удивилась женщина, продолжая баюкать дитя.
Едва только рысь скрылась на болоте, малыш снова затих и, кажется даже заснул, посасывая палец. Михаил видел, что именно в такой позе он сейчас лежит и в своей кроватке, вместо материнской колыбельной убаюканный мелодией, издаваемой китайской погремушкой.
— Да приходилось встречаться, — уклончиво ответил Михаил.
— Ее это фамилия еще материна, не захотела называться, как все мы, Полозова, и дочери ее же дала, хотя там, верно, по-другому и не получалось. Каринку-то она не в браке прижила. Видать, думала, что этот аффинажный король, глава фонда Экологических исследований, женится на ней, а он хоть дочь вроде и признал и от алиментов не отказывался, но приближать к себе Ленку не торопился.
Михаил почувствовал невольный укол совести. Когда он на вершине Сторожевой башни вступал в противостояние с заместительницей Константина Щаславовича, то не думал о том, что у безжалостной ведьмы росла маленькая дочь. С другой стороны, Ищееву все равно следовало остановить. Да и в семье сводной сестры, насколько он понял, о девочке заботились, как о родной.
В это время малыш, едва успокоившись, снова забеспокоился, а потом и вовсе исчез, полностью вернувшись из тонких миров в Явь. В квартире, где он спал, раздался звонок, и в сопровождении незнакомых мужчины и женщины в детскую со смехом вбежала темноволосая девочка лет двенадцати.
— Кирюшка, смотри, какой мне аквагрим на днюхе у Танюсика сделали!
Хотя еще даже не наступил Мабон, вечеринку по случаю Дня рождения этой Танюши устроили явно в стиле Хэллоуина, или дочь Елены Ищеевой специально попросила сделать ей грим настоящей ведьмы, при первом взгляде на который бедный Кирюша разрыдался в голос.
— Ну зачем ты его, Кариночка, разбудила? — с ласковым упреком улыбнулась девочке вошедшая вместе с ней женщина. — Он теперь до утра не уснет, будет хныкать и капризничать.
Хотя ее явно раздосадовало пробуждение малыша, в ее голосе не звучало теплоты.
