Под шепчущей дверью - Ти Джей Клун
Но они не появились.
Вместо них он увидел на своих ногах балетные туфли.
– Хм. – Нельсон тоже смотрел на ноги Уоллеса. – Это конечно… не совсем то. Не знал, что ты танцовщик. – Он покосился на Уоллеса. – Ноги у тебя для этого подходящие.
– Дались вам всем мои ноги, – выпалил Уоллес. – И не дожидаясь ответа: – Не знаю, что произошло.
– Ну да. Так же, как и с бикини. Я тебе верю.
Уоллес зарычал было на него, но тут балетные туфли исчезли, и вместо них появились старые кроссовки. А потом тапочки. А потом снова шлепанцы. Потом ковбойские сапоги со шпорами. И наконец, к его ужасу, коричневые сандалии, надетые на синие носки.
Он запаниковал, прыгая с ноги на ногу, а Аполлон пританцовывал вокруг него и взволнованно повизгивал.
– О боже ты мой, как мне прекратить это? Почему это не прекращается?
Нельсон хмуро взирал на то, как сандалии и носки уступили место туфлям на высоких каблуках, подходившим, скорее, стриптизерше, осыпаемой дождем из долларовых купюр. Уоллеса подбросило на четыре дюйма, а потом уронило обратно, когда туфли сменились желтыми резиновыми сапогами с уточками на голенищах.
– Эй, – сказал Нельсон. – Дай я тебе помогу.
И огрел Уоллеса тростью по икрам.
– Ой, – вскрикнул Уоллес, наклоняясь и потирая место удара. – Вот только не надо…
– Но я же остановил это дело, разве не так?
Так. На Уоллесе были теперь… футбольные бутсы? Никогда в жизни он не играл в футбол и потому никогда прежде не надевал бутсы. Конечно, он никогда не носил и шпильки или бикини, но все же. Это был странный выбор, хотя Уоллес и сомневался, что здесь уместно слово выбор.
– До чего же нелепо, – пробормотал он, а Аполлон тем временем обнюхал бутсы и оскорбительно чихнул.
– Да уж, – согласился Нельсон. – Кто ж знал, что ты настолько многогранен. Возможно, все это говорит о том, чего на самом-то деле жаждет твое сердце.
– Очень в этом сомневаюсь. – Уоллес осторожно шагнул вперед, в бутсах ему было очень уж непривычно. Он ждал, что они тоже исчезнут и на смену им придет что-то еще. Но этого не произошло. Он с облегчением вздохнул и закрыл глаза. – Похоже, моим мучениям пришел конец.
– Хм, – буркнул Нельсон. – В некотором смысле.
Уоллесу не понравилось, как это прозвучало. Он снова открыл глаза.
Спортивного костюма на нем не было.
Майки с «Роллинг Стоyнз» тоже.
О, бутсы оказались на месте, и он был бы благодарен за такую любезность, если бы на нем не красовался теперь спандексный комбинезон, совершенно не оставляющий места воображению; и поскольку жизнь Уоллеса после его же смерти была, по всей видимости, подлинным фарсом, на комбинезоне имелось изображение скелета, так что смотрелся он костюмом на Хеллоуин, хотя на дворе стоял конец марта.
И именно в этот момент Уоллес понял, что все просто ужасно. Так он и заявил Нельсону, с потерянным выражением на лице растягивая спандекс. Ему пришлось шугануть Аполлона, потому что тот норовил вцепиться когтями в материал и порвать его.
– Могло быть и хуже, – сказал Нельсон и смерил его с головы до ног взглядом, какой, был уверен Уоллес, считается противозаконным по крайней мере в пятнадцати штатах. – И прими мои поздравления относительно того, что у тебя ниже пояса. Размер, разумеется, не главное, но, похоже, тебе нечего беспокоиться по этому поводу.
– Спасибо, – растерянно отозвался Уоллес, Аполлон же попытался протиснуться у него между ног, его язык был высунут, радость на морде граничила с идиотизмом. И тут Уоллес спохватился:
– Подождите, что?
К тому времени, как Хьюго и Мэй сошли вниз, Уоллес начал основательно паниковать, поскольку на нем были теперь только яркие трусы и высокие сапоги из искусственной кожи. Нельсон постепенно утрачивал способность сдерживать смех, Уоллес же сыпал обещаниями, что никогда больше не пожалуется на спортивный костюм и шлепанцы. И тут увидел, что вновь пришедшие смотрят на него мутными взглядами.
– Сейчас все объясню, – сказал Уоллес, прикрываясь, насколько это было возможно. Аполлон решил, что так дело не пойдет, и легонько прихватил руку Уоллеса зубами и потянул в сторону.
– Для этого еще слишком рано, – пробормотала Мэй, что не помешало ей вдоволь насладиться созерцанием Уоллеса по дороге на кухню.
– Вам, смотрю, было чем заняться ночью, – спокойно заметил Хьюго.
Уоллес уставился на него:
– Это не то, чем кажется.
Хьюго пожал плечами, Аполлон крутился теперь вокруг его ног.
– Это справедливо, учитывая, что я понятия не имею, чем именно мне это кажется.
– Мой пасхальный костюм не идет ни в какое сравнение с этим прикидом. – Нельсон вытирал выступившие на глазах слезы. Уоллес побледнел, потому что Хьюго подошел к нему, выставив вперед растопыренные пальцы. Уоллес ждал, что он высмеет его, но этого не произошло.
– Вы научитесь, – сказал он. – Это непросто, как мне говорили, но, думаю, вы со временем разберетесь, что к чему. – Он нахмурился и наклонил голову набок. – Все будет зависеть от того, сколько вы здесь пробудете. – И он натужно улыбнулся.
Так-то вот. Они опять коснулись темы, которой Уоллес старательно избегал. Было дело, они обсуждали переходы, или двери, или что происходит за пределами той жизни, которую ведет сейчас Уоллес. А потом перестали говорить на эти темы. И он был благодарен Хьюго за это, хотя и не сомневался, что тот когда-нибудь снова поднимет их, и потому все время был настороже. Но Хьюго ни о чем таком не заговаривал, и Уоллесу почти удалось убедить себя, что он забыл об этом. Но, разумеется, ничего Хьюго не забыл. Такая уж у него работа. И потому затишье оказалось временным. И глупо было думать иначе.
Он не знал, что сказать. Он боялся того, что сделает Хьюго.
Хьюго потянулся было к нему, но остановился и произнес хриплым почему-то голосом:
– Давайте лучше примемся за работу.
Он повернулся лицом к кухне и направился к двери в нее, Аполлон горделиво вышагивал с ним рядом.
– О боже, – пробормотал Нельсон.
– В чем дело? – спросил Уоллес, глядя вслед Хьюго, крюк в груди казался ему тяжелее, чем когда-либо.
Нельсон, замявшись, покачал головой:
– Ни… в чем. Не обращай внимания.
– Ну да, если мне говорят, чтобы я не обращал на что-то там внимания, то я сразу же перестаю обращать на это внимание.
Нельсон вздохнул:
– Соберись. Если, конечно, тебя не устраивает, что на тебе надето.
И они опять принялись за дело, когда встало солнце и его холодные лучи легли на пол и стену.
