Мастеровой (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович

– Не задерживаю, обер-лейтенант! – сказал фон Притвиц.

Артиллерист щелкнул каблуками и ушел. Оберст-лейтенант, заложив руки на спину, прошелся по командному пункту, размышляя. Русские сумели удивить. Не настолько беспечны, как казалось. Сумели сохранить пулемет и орудие, обстрелять из них позиции полка. Вопрос в том, сколько их? Сбитый шар и выведенная из строя батарея – это жест отчаяния или осознанная тактика? Если второе, плохо. Но, с другой стороны, отступать нельзя. У него приказ. Позиции противника нужно непременно захватить. Перетащить на германскую территорию трупы русских солдат и их винтовки. Все это показать репортерам – они ждут вызова в близком местечке. Те расскажут о вероломном нападении русских на германские позиции. Полку фон Притвица удалось его отбить и нанести поражение противнику. Репортеры побывают на русской стороне, убедятся в мощи германской армии. Общественность придет в восторг. Заодно кайзер получит casus belli[3], которым можно потрясти перед носом русского царя. Выторговать уступки, а не согласится, пригрозить войной. Империя не случайно развернула перед русскими границами свои армии. Пока это только демонстрация, но кто знает?

– Пригласите ко мне ритмейстера[4] фон Браухича, – велел фон Притвиц адъютанту.

Через несколько минут гусарский офицер стоял перед оберст-лейтенантом.

– Слушайте приказ, ритмейстер, – начал оберст-лейтенант. – Вашему эскадрону надлежит стремительным ударом захватить позиции русских, включая населенный пункт за их линией обороны. За его пределы не выдвигаться, бегущих русских не преследовать. Встать за ним и вести разведку прилегающей местности. В случае появления русских войск со стороны Гродно, своевременно доложить. Вам понятно?

– Яволь, герр оберст-лейтенант! – сообщил ритмейстер. – Хотя моим парням было бы полезно опробовать клинки и пики на бегущих русских.

– Не увлекайтесь, ритмейстер! – покачал головой фон Притвиц. – Это не война, а пограничный инцидент. Будьте осторожны при захвате русских позиций. У них могли сохраниться пулемет и орудие, хотя меня уверили, что с пулеметчиком разобрались артиллеристы. Мы уже понесли потери, я не хотел бы их множить.

– Кавалерию кайзера не остановить! – усмехнулся фон Браухич. – До траншей русских мы домчим мигом. Ну, а там в дело вступят пики и клинки.

– Помогай вам бог! – кивнул оберст-лейтенант. – Приступайте, ритмейстер!

Гусарский офицер козырнул и удалился. Спустя несколько минут в стороне раздалось пение трубы. Из леса стали выезжать гусары в черно-серых доломанах и киверах в чехлах. В руках они несли пики с флажками. Выстроившись за опушкой, эскадрон, подчиняясь приказу командира, взял с места рысью и потек к видневшимся вдалеке траншеям русских. Оберст-лейтенант поднес к глазам бинокль. Эскадрон шел стройными рядами, вздев пики к небу. Вот он миновал большую часть пути. Русские не стреляли, хотя по всем правилам давно следовало начать. «Обер-лейтенант не соврал, – подумал фон Притвиц. – Пулемет он уничтожил. И орудие молчит. Это хорошо…»

Эскадрон приблизился к узкому месту в дефиле. Подчиняясь команде, гусары опустили пики и сорвались в галоп. «Фон Браухич знает дело, – похвалил оберст-лейтенант ритмейстера. – Опасное место следует проходить на скорости. Но теперь все, эскадрон не остановить…»

Додумать он не успел. От русских траншей ударили пулеметы – безжалостно, в упор. Передовые ряды гусар во главе с ритмейстером словно натолкнулись на невидимую преграду и рухнули на землю. Следом пришла очередь других. Роняя пики, всадники выпадали из седел, летели под копыта лошадей или падали вместе с ними. В считанные секунды перед русскими траншеями возникла груда из трупов людей и животных, и она продолжила расти. Пулеметы били, не смолкая. Их пули прошивали мягкие человеческие тела, поражая тех, кто скакал следом. Издали это походило на битву невидимого великана с посмевшими напасть на него людишками. Ударами огромных ладоней он сметал ряды тех, кто приблизился к нему слишком близко. Над полем боя воцарился хаос. Носились потерявшие всадников кони, они ржали и кричали. Вопили раненые, но все это перекрывал заливистый лай пулеметов.

Всадники в задних рядах эскадрона, наконец, поняли, что их тупо убивают. Завернув коней, они понеслись обратно. Бросив пики, пригнулись к шеям лошадей и неслись, не разбирая дороги. Лишь бы подальше от страшных пулеметов, этой безжалостной и слепой смерти, летевшей от русских траншей.

Убежать удалось далеко не всем. Вслед хлестнули очереди, и они достали многих. Всадники падали с коней или сползали из седел. Их, зацепившихся ногою за стремя, ошалевшие лошади тащили по начавшим зеленеть кочкам. Обратно к лесу вернулась едва треть вышедшего в атаку эскадрона.

– О, майн гот! – прошептал фон Притвиц побелевшими губами и опустил бинокль.

Ответом ему стало молчание. Офицеры, бывшие на командном пункте, потрясенно наблюдали картину разгрома. Оберст-лейтенант пришел в себя первым.

– Лейтенант Хубе! – окликнул адъютанта.

– Яволь, герр оберст-лейтенант! – вытянулся тот.

– Берите мой автомобиль и поезжайте в местечко. Там в отеле «Полония» отыщете гауптмана фон Шпонека. Передайте: я прошу его приехать. Он нужен рейху.

– Яволь! – щелкнул каблуками лейтенант и убежал.

«Мы еще посмотрим, кто кого», – подумал фон Притвиц, проводив его взглядом.

[1] Кроки – здесь чертеж участка местности, выполненный на глаз.

[2] Оберст-лейтенант – подполковник в немецкой армии.

[3] Casus belli (лат.) – повод для войны.

[4] Ритмейстер (ротмистр) – офицерский чин немецких кавалеристов.

Глава 13

Самым трудным оказалось убедить солдат подпустить врага ближе.

– Да они нас стопчут! – возразил Курехин, когда Федор это прриказал. Солдаты закивали. – Это ж кавалерия! Глазом не моргнем, как доскачут.

– Не успеют, – хмыкнул Федор. – Пять стволов в упор… Только бьем из трех, два в резерве. Нужно обеспечить непрерывный огонь. Один диск добил, подключается сосед. Другой меняет магазин. И так далее, пока германцы все не лягут.

Он обвел взглядом притихших бойцов.

– Не ссыте, братцы! – улыбнулся. – Не пройдут они. С нами Бог и пулеметы! Первым открываю огонь я, вы тут же подключаетесь. По местам!

Наверное, в другой ситуации ему бы не поверили. Только перед этим кое-что произошло. На глазах солдат офицер сжег воздушный шар германцев, а потом расстрелял артиллерийскую батарею из какой-то трубы. Солдаты видели, как германцы после этого подцепили упряжки к пушкам и утащили их в лес. Страшный артиллерийский огонь более не грозил. И все это сделал техник в офицерском мундире, у которого шашка путалась в ногах. Солдаты, видя это, прятали улыбки. Но теперь перед ними был другой человек. Он явно знал, что делать, и умел это. Таких нужно слушаться.

Подпоручик не подвел. Подпустил германцев так, что стали различимы лица, и открыл огонь. Следом застрочили пулеметы солдат. Били непрерывно, в считанные секунды опустошая диски. Но пули не летели мимо: плотный строй кавалеристов не давал такой возможности. Кавалеристов выкашивало, как траву в поле, – всадников, коней… Пулеметчики вошли в раж и молотили без перерыва, пока враг не побежал. И даже тогда продолжили стрелять. Федору с трудом удалось прекратить эту вакханалию.

– Патроны на исходе, – объяснил ошалевшим от боя пулеметчикам. – Своих мало привезли, здесь не выдали. Неизвестно, где искать. Чем стрелять будем?

Солдаты среагировали неохотно – в жилах их кипела кровь. Первый в жизни бой… Многие, стреляя, матерились и кричали.

– Силантий, – подозвал Федор унтер-офицера. – Возьми трех солдат и пройдись с ними по деревне. Может, кто из офицеров уцелел? Разузнай про патроны и еду. Люди голодны, позавтракать не успели. Остальным чистить оружие и снаряжать диски. Германцам в рыло насовали, но они не угомонятся. Нужно быть готовыми.

Озадачив подчиненных, Федор прошел вдоль линии обороны. Оценил последствия обстрела. Живых в траншеях не нашлось – били немцы точно. Да и была здесь дежурная смена пулеметчиков с часовыми. Все погибли, хотя кто-то, может, убежал. Федор подобрал две винтовки, уцелевшие на беглый взгляд, снял с убитых пояса с подсумками. В пулеметных гнездах откопал коробки с лентами. Часть их искорежило разрывами, но нашлись и целые. «Максимы» посекло осколками – не восстановить. Жаль, была надежда.