Изгой (СИ) - Распопов Дмитрий Викторович

Глаза военного сверкнули.

— Я обсужу это со своими коллегами.

За разговорами, мы спускались всё глубже.

— На верхних этажах всегда ветрено, как не законопачивай открытые для воздуха бойницы, — прокомментировал он мой вопрос, — на самых нижних этажах, под землей наоборот через чур душно и затхло, поэтому я приготовил вам камеру на среднем уровне, не угловую. Правда слева и справа весьма шумные соседи, но к сожалению это лучшее, что есть сейчас у меня.

Проведя меня и правда на два этажа ниже, он повёл по коридору. По пути попадались решётки, которые нам тут же молча отпирали вооружённые военные, настороженно смотря при этом на меня.

— Вот прошу, — он остановился возле камеры с номером 303 и открыл дверь.

Я прошёл внутрь и огляделся. Маленькая, слабо проветривая комната с единственным узким окном под потолком, откуда слабо пробивался солнечный свет. В ней была только скамья, на которой ничего кроме тонкого матраса не было.

— Нормальную кровать, вы сможете поставить? — я повернулся к нему.

— Конечно, я просто хотел показать вам лучшее, что могу предложить, — он извиняюще развёл руками, — можете если не верите, посетить верхние и нижние этажи.

— Считаю бессмысленно проверять слова профессионала в своём деле, — я отрицательно покачал головой, — мне можно ещё хотя бы стол и стул, письменные принадлежности для работы?

— Конечно, без проблем, — он качнул головой, — остаётесь здесь?

— Как будто у меня есть выбор, — хмуро улыбнулся я, — но это не ваша вина.

— Тогда простите, мне придётся приковать вас за ногу к стене, — он показал на виднеющуюся цепь в углу, — такой приказ руководства.

— Хорошо, — я протянул ему руки, — это хотя бы можете снять?

— Конечно, — он тут же вытащил ключ из связки, что висела у него на поясе и снял с меня железки, приглашающе показал рукой к цепи.

Пришлось пройти за ним и дать себя приковать. Металл больно стал царапать кожу, на что он заметил.

— Постараюсь что-то придумать, может шёлковую ткань подложить под него.

— Я был бы весьма признателен за заботу, — поблагодарил его я.

— Тогда прошу ещё раз меня извинить, пойду распоряжусь о мебели и постельных принадлежностях, — чрезмерно вежливо распрощался он выходя из камеры.

Я лишь склонил голову в признательности.

— Натан, ты с ума сошёл? — едва начальник тюрьмы, весьма довольный проведёнными переговорами со Жнецом, вошёл в общую караульную надзирателей, как к нему бросились старшие надзиратели, — зачем ты ему такие излишества пообещал! У нас тюрьма, а не гостиница!

Капитан покачал головой и вытащив из кармана телеграфную ленту, протянул её им. По мере прочтения их лица начали вытягиваться, а затем она разошлась по рукам остальных, кто был не на дежурстве.

— Я в принципе не против взять отгулы за свой счёт, а вы сами сообщите ему, что наши договорённости отменяются и он обычный заключённый, — капитан спокойно сел за стол, налив себе стакан чая, — вот только гражданин Жан, который уже десяток лет является начальником тюрьмы, где содержаться душеприказчики, весьма настоятельно не рекомендовал мне этого делать.

— Но это не правильно! Первая же проверка и нам сделают замечание и оштрафуют! — продолжали настаивать они.

— Что же, вы знаете, я всегда прислушиваюсь к вашему мнению, поскольку мы уже давно вместе, — Натан развёл руками, — если большинство проголосует за репрессии в отношении Жнеца и соблюдения всех правил тюремного распорядка, я это приму, только на пару недель уеду отдыхать.

— Голосуем?

В воздух поднялось гораздо больше рук, чем тех, кто решил не рисковать.

— Тогда я с вашего позволения сообщу Жнецу эту новость, а также то, что беру отгулы, — капитан даже с какой-то весёлостью встал и направился к заключённому.

Тот удивлённо всё выслушал, понятливо покивал и заверил, что лично к начальнику тюрьмы не испытывает никакого негатива и готов с ним побеседовать через две недели после возвращения. Довольный выполненным долгом начальник тюрьмы направился собирать вещи и писать рапорт, он давно не был на море, а тут появилась такая чудесная возможность отправиться на отдых вместе с семьёй.

Две недели спустя

— Гражданин капитан! Гражданин капитан! — семья военного, радостно галдя и обсуждая поездку, стала выгружать вещи. А к отдохнувшему, загорелому главе семейства подбежал почтальон, тряся пачкой телеграфных лент и писем.

— Да? Что случилось?

— Заберите пожалуйста почту! Я каждый день прихожу к вашему дому, а ваш помощник отказывается принимать её! — умоляюще произнёс он, показывая полную сумку.

— По моему приказу, — военный подкрутил усы, — хорошо пройдёмте в дом, освобожу вас от ноши.

Собеседник радостно вскрикнул и побежал впереди, затарабанив в дверь. Ему надоело по три раза в день бегать по одному и тому же адресу вот уже вторую неделю. Кошмар начался в позапрошлую среду и так каждый день, даже в выходные!

— Откуда пишут? — поинтересовался хозяин дома, подняв бровь, когда почтальон просто перевернул сумку и на указанный поднос посыпалась гора телеграфных лент и писем.

— В основном из Гуатраномо, — у почтальона резко перехватило горло при этом названии, — но есть и из военной комендатуры, а также других военных адресов, которые как вы знаете помечены только литерными цифрами.

— Спасибо. Если это всё, то можете быть свободны, — Натан взял одну из лент, датируемых вчерашним числом и пробежав по ней взглядом, коротко улыбнулся и хотя официально день заступления на службу у него был завтра, он решил сжалиться и поехать в тюрьму сейчас. К тому же крайнее любопытство этому весьма способствовало.

— Дорогая, вернусь вечером, — помахал он супруге, которая разбиралась с вещами и детьми, показывая домработнику куда что относить.

Едва он подошёл к служебному катеру и увидел грустных, усталых матросов, которые обычно расслабленно болтали друг с другом, ничего не делали на палубе ожидая пассажиров, как понял, что внутри возможно увидит более удручающую картину. Так и оказалось.

Первые же люди, которых он увидел, выглядели крайне неважно: осунувшиеся, земляного цвета лица с красными от постоянного недосыпа глазами, они были больше похожи на оживших мертвецов, чем военных надзирателей, при этом постоянно яростно почёсываясь при ходьбе. Увидев начальника, они бросились к нему, умоляя пойти к Жнецу и договориться прекратить их мучать. Когда же на глаза попались старшие надзиратели, которые и были поборниками справедливости и чёткого выполнения приказов начальства, Натан даже пожалел, что упомянул об этом факте Жнецу, перед своим отбытием. Хотя с другой стороны, он предвидел подобное развитие событий и это будет им отличной наукой на будущее, если вздумают и дальше оспаривать его решения, а так загорелый, пышущий веселостью и здоровьем, он просто был полной противоположностью тому, как выглядели подчинённые.

— Натан, умоляю! — его старый друг показал рукой в сторону камеры Жнеца, — он ни с кем кроме тебя не хочет говорить. Мы уже предлагали ему ваши договорённости, но он лишь улыбался и заявлял, что ни с кем другим переговоры вести не будет.

— Запросили бы начальство, — капитан решил пустить ещё одну шпильку, спускаясь вниз, — они бы наверняка приструнили его.

— В штабе ответили, чтобы мы соблюдали условия его содержания, остальное их не интересует, — пожаловался ещё один старший надзиратель, поднимая рукав формы и яростно расчёсывая руку, которая была сплошь покрыта укусами вшей.

— Ладно, зовите в камеру добровольцев из сотрудничающих с нами заключённых с тряпками и вёдрами, будут всё отмывать там, также нормальную мебель и постельные принадлежности доставьте к моменту помывки.

Когда все бросились выполнять приказы, и ему отпёрли дверь, он вошёл внутрь, сразу же столкнувшись с острым взглядом осунувшегося, но вполне довольного собой человека. Жнец сильно похудел, одежда повисла на его теле, но кругом было относительно чисто, видимо он сам убирался в камере и что самое поразительное, он не чесался, как все вокруг.