Мелани Джексон - Наваждение
— Конечно. У котов всего девять жизней — на каждую по новому имени. К тому же пока Сен-Жермен вроде бы не узнал клички моего кота, хотя кто его знает, что ему может быть известно, а что нет. Это важно, ведь имена обладают силой. Кстати, на самом деле у Элистера не черная окраска. Мы с ним часто прибегаем ко всяческим уловкам по изменению внешности. — Тут она повернулась ко мне и загадочно улыбнулась. Улыбка очень напоминала ту самую, «фирменную», универсальное средство для обезоруживания мужчин, с намеком на «ручную» работу, но я чувствовал, что на этот раз это было совершенно искренне. — Я бы понравилась тебе в образе блондинки?
— Я думаю, больше всего ты мне понравишься, когда примешь ванну. Мы с тобой сейчас далеки от весенней свежести.
Это все, что я мог сделать, чтобы удержаться и не сболтнуть глупость, как, например, то, что я полюбил бы ее даже шестирукой марсианкой с зелеными зубами. Даже в дорожной пыли и с осунувшимся от усталости лицом она была более чем просто красива. Это влечение было столь же чувственным, сколь и эмоциональным, но она говорила не о том. У меня возникло ощущение, что мы с ней далеки от разговоров подобного рода. Я не знаю, что творилось у нее в голове, но, видя ее реакцию на упоминание о детях и обрывки мыслей о браке, когда Д. 3. находился у меня в голове, готов был поспорить, что у нее и в мыслях нет радужного «жили они долго и счастливо и умерли в один день». По крайней мере, пока. Она испытывала ко мне физическое влечение и нуждалась во мне как в союзнике, с которым можно вместе преодолеть трудности. О чем-то большем она не задумывалась.
Я напомнил себе о том, что страсть, настоящая страсть, может выступать в роли жестокого надсмотрщика. Когда нужно, она сделает вас безумным, сделает храбрым. Но помимо всего прочего, может сделать слепым. Нинон правильно делала, что старалась не терять остроту зрения. Мне тоже нужно следить за собой. Очень глупо на моем месте перепутать похоть с потребностью любви. В конце концов, любовники приходят и уходят, а зло остается. Это к слову о приоритетах.
А стоит ли вообще гнаться за любовью? Это мания. Стрелы Амура уже успели натворить бед. И не столько на входе — отверстие, что они проделывали, всегда было небольшим. Наиболее болезненной была процедура извлечения стрелы. Почему-то уходящая любовь всегда оказывалась больше, чем только-только поселившаяся. По крайней мере, для меня. Хочу ли я снова это пережить? К тому же с женщиной, у которой была фобия на обязательства и чересчур властный кот?
Когда мы через час вышли наружу, на город опустилась ночь и воздух был наполнен невидимыми частичками измельченных горных пород. С каждым порывом ветра в обнаженную кожу вонзались тысячи крошечных кинжалов. Коразон, не дожидаясь, пока откроются дверцы джипа, мудро забрался через окно.
— Итак, будем следовать за молнией или сделаем так, чтобы молния последовала за нами? — спросил я, открывая дверцу машины и укрывшись за ней, пока Нинон забиралась внутрь. Надеяться на то, что гроза обойдет нас стороной, не приходилось. — Или можно вообще от нее сбежать?
— Давай посмотрим, будет ли она двигаться вслед за нами. Я сомневаюсь, что Сен-Жермен захочет устраивать заключительный бой в присутствии посторонних. С другой стороны…
— С другой стороны, он психопат, — закончил я ее мысль. Я раздумывал над тем, не поделиться ли своей идеей о том, что Д. 3. попытается догнать нас, специально вызывая паводки, но решил, что не стоит. В этом было что-то от паранойи.
— Точно. Пока будем двигаться к следующему городку. Там есть, по крайней мере был, небольшой отель. Я уже очень давно там не появлялась. Если не увидим ничего подозрительного, там и заночуем.
— Хорошо.
Я мог бы еще поспорить, но уж слишком хлестким был ветер, и мне захотелось поскорее от него спрятаться.
Нинон изрядно погорячилась, назвав это место отелем. Там сдавались койки с окружающим пространством чуть больше, чем салон джипа, правда, еще санузел в здании, но на этом все удобства заканчивались. Не требовалось много ума, чтобы отметить закономерность, которая прослеживалась во всех городах, которые нам доводилось посещать. Если они еще не были опустевшими или заброшенными, то находились на грани вымирания — поселения, из которых постепенно уходила жизнь. Сен-Жермена буквально тянуло туда, где смерть и разруха. То же самое происходило и с Дымящимся Зеркалом. Шансы этих подонков были ничтожны.
Это была последняя нормальная, по нашим стандартам, ночь в Мексике. Мгновение мнимого затишья перед бурей, по крайней мере для меня, прежде чем Сен-Жермен решился наконец напасть. Теперь я вспоминаю об этих временах, как о бредовом сне — очень живом, но сюрреалистическом, отвратительном и вместе с тем прекрасном. Возможно, всему виной моя гиперчувствительность, но эти дни казались окрашенными в яркие, интенсивные цвета, дьявольский жар обжигал мой мозг и, казалось, этой пытке не будет конца. Но всякий раз неожиданно наступал благословенный закат, и адские муки прекращались. Затем, спустя всего пару мгновений, наступала ледяная ночь, и все краски мира блекли. Как бы то ни было, ночью мое восприятие еще больше обострялось. Каждое чувство — слух, обоняние, осязание, зрение, вкус и кое-что еще — становилось таким тонким, что его можно было назвать болезненным, таким острым, что словно стеклом резало нервы. Нинон обещала, что я привыкну, но я знал, что она переживает, потому что и сама страдает от возросшей возбудимости.
Что обжигающий день, что ночь казались нескончаемыми, но мы каким-то образом умудрялись их переживать, облачаясь в них, словно кающиеся грешники во власяницу. Иногда мне казалось, что мы перенеслись в другое измерение, где двадцатого и двадцать первого века еще и в помине нет, а миром управляет магия. Я знал, что где-то совсем рядом находятся небольшие городки и огромные мегаполисы, в которых бурлит жизнь современного мира, но мы никогда мимо них не проезжали. Зло Сен-Жермена было старо, а потому процветало в таких же старых местах. Пока он не умрет, это станет нашей вотчиной.
Мы зарегистрировались как муж и жена — Гарсиа, кажется, — и пошли в нашу комнату. Мы не прикасались друг к другу, хотя наконец-то остались одни. И дело было не в робости или напускной стыдливости с ее стороны, и даже не в отсутствии душа. Нинон не пыталась изобразить из себя недотрогу. Как не стала бы ссылаться на головную боль, если бы была не в настроении.
— Все дело в силах, — пояснила она. — Кажется, что моя стена покачнулась. И причина не столько в теле, сколько в… моих чувствах.
— Я знаю, — сказал я. Находиться в состоянии постоянного нервного возбуждения действительно тяжело и отнимает много сил.
Независимо от того, займемся мы сегодня любовью или нет, у нас на двоих был один продавленный двойной матрас и две одинаковые бесформенные подушки, застланные пожелтевшим постельным бельем и выглядевшие весьма непривлекательно. Если только…
Я посмотрел на Нинон.
— Да уж, схожу за спальными мешками, — вызвался я. И за пистолетами. У меня прямо зуд начинался, который проходил только в присутствии огнестрельного оружия.
Нинон кивнула, морща носик. Я был с ней абсолютно согласен. Я категорически не хотел спать на чем-то, что напоминало бы трупики убитых животных, укрытые простынями. Нам и без того будут сниться не самые приятные сны.
И все же это было безопаснее, чем спать в джипе или моем внедорожнике. Я слишком живо представил, как, пока мы спим, вокруг скапливается дождевая вода и к моменту нашего пробуждения из нее появляется разъяренный Д. 3, который сначала срывает с петель дверцы машины, а следом за ними и наши головы.
— Ты на самом деле думаешь, что он пытается нас найти? — неожиданно спросила Нинон. Они с котом одновременно повернулись и смотрели на меня.
— Сен-Жермен? — решил уточнить я.
— Нет, Дымящееся Зеркало.
Вот как. Она, оказывается, может читать мои мысли. Или просто догадалась, о чем я могу сейчас думать.
— Не знаю. И было бы неплохо, если бы этой ночью я об этом так и не узнал. Нам действительно нужно немного поспать. И принять душ. Я хотел бы сделать это спокойно, не переживая о том, что может появиться из сточного отверстия.
Она подошла к единственному в комнате окну, приподняла пожелтевшую занавеску и замерла, вглядываясь в ночь.
— Д. 3. в последнее время, наверное, несладко приходится — в его честь больше не воздвигают пирамид, не устраивают кровавых жертвоприношений и не кладут золото на алтарь. Всего несколько жалких жриц-вампирш, у которых окончательно поехала крыша… И они вряд ли составят приятную компанию.
— Мне кажется, или ты действительно его жалеешь? — переспросил я, уверенный в обратном, но все же пытаясь понять, что именно она имеет в виду.
Она отвела взгляд и тряхнула головой, сбрасывая остатки оцепенения.
