Дмитрий Видинеев - Предел. Дети палача

— Девочка твоя дочь? — спросил он.

Женщина вскинула поникшую голову, волосы взметнулись вверх, глаза горели яростью.

— Да, тварь, она моя дочь! — закричала она. — Я убила ее своими руками, когда поняла, что нам не спастись! Я убила свою дочь, гадина, слышишь — свою дочь! Лучше умереть, чем стать как эта поганая нечисть! — женщина резко вскинула руку, указывая на одного из ворхов.

Колдун усмехнулся.

— И чего ты добилась, ведьма? Мы превратим ее в тварь и похуже, — он кивнул на стоявшего рядом полуразложившегося мертвеца.

— Этого не будет, — заверил Фарамор. — Я обещаю тебе, женщина, мы похороним твою дочь, и некроманты ничего не сделают с ней. Ты же можешь уйти, тебя не тронут, обещаю.

Колдун уже открыл было рот, чтобы возразить, но, посмотрев на решительное лицо Носителя Искры, воздержался от слов. Женщина поднялась с кресла и, делая резкие интервалы между словами, произнесла:

— Ты… делаешь… мне… одолжение?! Ты, мерзкая тварь… делаешь… мне… одолжение? — каждое слово походило на плевок. — Ну, уж нет!

— Я не желаю тебе смерти, — проговорил Фарамор.

Неожиданно искаженное злобой лицо ведьмы стало умиротворенным. Сознание Носителя Искры кольнула тревога. Что-то было не так.

Женщина посмотрела на мертвую дочь, улыбнулась и с нежностью произнесла:

— Скоро я буду с тобой, дорогая.

Тревога ударила в разум Фарамора оглушительным набатом. Женщина взяла с подлокотника кресла лампу и с силой швырнула ее об пол.

Фарамор рванул к выходу, но на пути стояли мертвецы. Разлитое по полу масло вспыхнуло мгновенно. Пламя метнулось в разные стороны, загорелись кресло и платье ведьмы. Ворхи взревели, выпучив от ужаса рыбьи глаза.

Фарамор отбросил мертвеца древком топора. Огонь горел под ногами. Рядом закричал колдун. Пламя пожирало обломки мебели и тряпье возле стен. Женщина превратилась в пылающий факел. Собрав остатки воли, она вдохнула раскаленный воздух и закричала:

— Ненавижу… у… у!

Фарамор выскочил из дома и отбежал от крыльца. Волосы опалились, от тронутой огнем одежды вился дым. Из дверного проема вываливались объятые пламенем мертвецы. Их плоть с треском плавилась и спадала с костей. В доме продолжали реветь ворхи. Огонь с воем вырывался из окон, лизал бревна, подбираясь к крыше. Пылающие языки выползли на крыльцо, метнулись по опорам, поддерживающим навес над дверью. Ветер закручивал клубы дыма и относил в сторону.

«Я был в шаге от гибели», — подумал Фарамор. Странно, но эта мысль вызвала у него усмешку.

Какое-то время он смотрел на объятый пламенем дом, а потом, сжимая топор, вышел со двора. По улице бродили мертвецы, сновали ворхи. Фарамор увидел, как к нему приближается солдат с горящими красными глазами. Он улыбался. Из рассеченной щеки воина текла кровь, голову венчал помятый сбоку шлем. По мере приближения улыбка солдата таяла, лицо становилось сердитым.

Фарамора удивило, что так поменяло настроение демона? Но скоро все выяснилось: солдат подошел и указал пальцем на его поясной ремень.

— И что ты мне теперь прикажешь делать? — обиженно спросил он.

Фарамор посмотрел вниз и хмыкнул. У заткнутой за пояс куклы не было головы — видимо оторвалась во время боя, от тряпичного тельца вился дымок. Фарамор удивился, как еще уцелела солома, не сгорела, когда он выбегал из дома? Он вынул безголовую куклу из-за пояса, покрутил в руке, разглядывая ее со всех сторон, и произнес:

— Послушай, Хет, а почему бы тебе не остаться в теле этого солдата?

Воин всплеснул руками, лицо обрело глупое выражение.

— Солдата? Ну, конечно! Как мне самому такая мысль не пришла?! — съязвил демон.

— А что не так-то?

— Все не так! Я не могу долго оставаться в теле живого существа. Не просто, знаешь ли, контролировать сознание. Еще час и этот солдат освободится от моего контроля и снова пойдет крушить нежить, если только с ума не сойдет. А я в этом мире должен быть к чему-нибудь привязан, как вот к этой кукле.

У дома, из которого спасся Фарамор, рухнула крыша. В клубах дыма закрутился ворох искр и пепел.

— А тебе обязательно быть привязанным к кукле? — спросил Фарамор.

— Желательно. У куклы, по крайней мере, есть ноги. Я же должен как-то передвигаться, когда не сижу у тебя за поясом?

Фарамор осмотрелся.

— Знаешь что, Хет, а почему бы тебе не пройтись по домам? У детей в этой деревне обязательно должны были быть куклы.

— Конечно, пройдусь, — проворчал демон. — Что мне еще остается. Но у старины Хитреца Хета были чудесные рыжие волосы. А теперь у бедняги нет даже головы. Такого, как он теперь уже не найти.

Печально опустив голову, солдат поплелся к дому, который находился с другой стороны усеянной трупами улицы.

Фарамор посмотрел на безголовую куклу.

«Это любимая игрушка Невеи», — подумал он и поморщился. Воспоминание о сестре вызвало резкий приступ страха. Фарамор зажмурился и помотал головой, пытаясь изгнать из сознания образ Невеи.

— Да что со мной?! — со злостью выдавил он и, открыв глаза, с отвращением швырнул куклу в сторону горящего дома.

Воспоминание о сестре померкло, но осталось раздражение и недоумение. Опять этот беспричинный страх. Но сейчас Фарамор не мог оправдать его последствием ночного кошмара, как тогда, в доме Ратиша. Носитель Искры сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.

«Это всего лишь усталость, — успокаиваясь, подумал он. — Только усталость и ничего больше». Но где-то в глубине сознания чувствовал, что лжет самому себе. Ему было легче верить в эту ложь, чем пытаться объяснить то, чего не понимал. Разум не желал знать правду. Он боялся, что правда может оказаться ужасной.

Фарамор сплюнул, прикрепил к перевязи топор и направился прочь из деревни. По дороге он подумал о сгоревших заживо колдуне и ведьме. Мысль о колдуне вызвала в нем легкую досаду, граничащую с равнодушием, но, вспомнив гордое лицо женщины, Фарамор почувствовал сожаление.

Он уже выходил из деревни, когда его догнал солдат с горящими глазами.

— Посмотри, что я нашел?! — с довольным видом воскликнул демон. Солдат протянул Фарамору сшитого из кожаных лоскутков человечка. Голову куклы венчал разноцветный шутовской колпак. Вышитый красной нитью рот кривился в широкой улыбке. Глаза были сделаны из треугольных кусочков светлой кожи. Неизвестный мастер постарался на славу, не поленившись сшить для куклы тряпичный зеленый кафтан с настоящими крохотными пуговицами и, сделав на руках человечка по три пальца.

— Ну что же, мне нравится, — сказал Фарамор.

— Еще бы, да этот парень в кафтане намного лучше того рыжеволосого Хитреца! — в голосе солдата слышался восторг. — Намного лучше! Ты посмотри на его колпак?!