Владимир Корн - Дворец для любимой

Как знаю, например я, что сам барон Гиром, коллега графа Кенгрива Стока, обожает амонтильядо к мясу барашка, любит карточные игры, в которых никогда не идет на рискованные ставки и считается отличным семьянином.

Для всех считается, но не для меня и немногих других посвященных.

Нам известно, что его любовнице нравится играть в постели в невинную девочку, обожает розовый жемчуг и встречается еще с одним мужчиной, молодым художником, о чем Артил Гиром, естественно, не знает. Ситуация несколько забавная, барон, при всем своем могуществе, даже не подозревает, что творится у него под носом. Но разговор сейчас не об этом.

Кстати, искусство в Трабоне отнюдь не в фаворе. Кроме, разве что, художников-баталистов, да композиторов, пишущих бравурные марши, которые очень нравятся королю Готому. Но разговор сейчас и не об этом тоже.

Разговор идет о другом — они наверняка знают, что я попытаюсь освободить Горднера. Кроме того, нисколько не сомневаюсь, что в Сверендере полно глаз и ушей короля Готома, так что Артил Гиром сразу же узнает, как только я убуду из Сверендера. Он будет ждать меня либо же моих людей где-нибудь в окрестностях Чуинстока. Чуинсток — подобие Нойзейседа, имперской тюрьмы для особо важных преступников. Тюрьмы даже похожи — обе они окружены со всех сторон водой. В общем, у Чуинстока ждут меня люди барона Гирома. Возможно, что и он сам.

А мы в Чуинсток и не пойдем. По единственной причине: где гарантия, что Горднер действительно находится именно там? Ведь и тюремщики Чуинстока могут не подозревать о том, что томящийся у них человек вовсе не настоящий Эрих Горднер. Сидит себе в камере человек, возможно, даже на него похожий, нанятый за золото, или совсем уж отрабатывая какую-нибудь провинность. Что-то слишком легко удалось узнать, где находится барон. И уж не часть ли это игры Артила Гирома?

Так что моя цель — король Готом. И узнать о том, где он находится, будет легко, слишком уж король публичная личность. Это во-первых. Второе и самое главное — никто меня ждать там не будет. Да им даже в голову не придет, что я решусь на такое. Почему я не попытался захватить Готома раньше? Да потому что риск велик, очень велик. И причина, чтобы на него пойти, должна была быть очень весомая, по крайней мере, для меня лично. Теперь она у меня есть.

То, что я должен был отправиться вместе со своими людьми, тоже легко объяснимо. Этот мир еще очень далек от всяких там демократий. Готом — король, а люди, сидящие передо мной, за исключением Анри Коллайна, пусть это слово не прозвучит ругательным — простолюдины. И они вместе с молоком матери впитали почтение ко всяким царствующим особам.

Это мне намного проще, я вырос в совершенно другом мире, где короли имеются и на эстраде, и в спорте, а иногда слово 'король' может даже прозвучать как ругательное. Это я гадить хотел на то обстоятельство, что Готом знает своих предков аж до сто восемнадцатого колена, что он король, и папа у него был королем, и мама королевой. И людям будет действовать значительно проще, если они будут знать, что за их спиной стою я. Причем стою не где-то там очень далеко, а вот здесь, буквально в двух шагах за их спиной.

Так что мне придется идти вместе с ними, хочу я того, или не очень. Хотя чего уж там, совсем не хочу, до нервной дрожи не хочу. Больше всего сейчас я хочу оказаться в Дрондере, я так давно любимую не видел. Да и мало от меня будет проку в предстоящем деле, скорее, стану даже обузой, но идти надо.

Обо всем этом я думал, глядя на людей, замерших от изумления за столом. Лишь Коллайн печально покачал головой: мол, что-то типа того я и предполагал услышать.

' Очень разумным решением, — размышлял я, — было бы послать еще один отряд, к Чуинстоку, чтобы отвлечь внимание от основного. Послать, конечно же, тех, кто отсутствует здесь, чтобы при их поимке, а такое вполне можно допустить, они не смогли рассказать ничего, кроме задачи, поставленной перед ними. Такие люди у меня есть, и ситуация вполне склоняет к тому, чтобы ими пожертвовать. И все же я не смогу так поступить, никак не смогу. Понадобится, и я пошлю их в самое пекло, где они непременно погибнут, но вот так подставить… нет. Черт бы меня побрал вместе с моими убеждениями, как они иногда мне самому мешают. Ладно, горбатого могила исправит, теперь о деле'…

Король Готом держался достойно, даже немного величаво. Плавные жесты, взгляд человека, привыкшего повелевать… Словом, он выглядел так же, как и при прежней нашей встрече, когда в плену у него был я. Разве что его больший, почти огромный нос заострился от тягот пути, перенесенных им по дороге в Сверендер. И все же выдержка ему изменила, когда я заявил ему о своем намерении обменять его на барона Горднера.

За время своего пленения у него было время подумать, на что он может пойти, в случае, если мы потребуем за его освобождение какие-то крупные уступки со стороны Трабона. Что он может себе позволить, а что пойдет вразрез с его представлениями о чести. Вероятно, он даже допустил мысль, что ему придется пробыть в плену до окончания дойны, как бы она не закончилась. Возможно, он успел смириться с тем, что его попросту умертвят, обставив дело таким образом, как будто бы у него непереносимость какого-либо продукта, приведшая к летальному исходу.

Но когда я объявил ему о своем намерении, то всерьез опасался того, что у него случится инсульт, до того лицо его налилось кровью. Или как у нас говорили примерно в эти же времена — апоплексический удар. Пришлось даже вызвать колокольчиком дежурившего на всякий случай в соседнем помещении лекаря.

Королям не принято наносить пощечины, здесь же присутствовала целая оплеуха, причем публичная, еще и с последующим маканием головы в неопорожнённую ночную вазу.

Трабонский король впился в меня взглядом, тщетно пытаясь убедиться в том, что я очень неудачно пошутил. Да как бы ни так, Готом, как бы ни так, никаких шуток не будет. Я обменяю тебя на барона Горднера. И, даже если ты сам на это не пойдешь, то пойдут твои люди. Но и у них ситуация — не позавидуешь. Обменять своего собственного короля на какого-то барона, и всё! Никаких других требований, вообще ничего, только голову за голову.

Великий полководец, непобедимый король Трабона Готом IV обменян на безвестного барона, к тому же бывшего преступника, чудом избежавшего петли имперского палача!

Когда Готом понял, что я не шучу, он сник на глазах и начал выглядеть уставшим человеком слегка за сорок, у которого уже начали проявляться хронические болячки, а по утрам частенько кружится голова.

Я усмехнулся, представив себе, какова будет реакция высокопоставленных людей по всей Империи, того же герцога Ониойского.