Гарри Тертлдав - Мост над бездной

— Лжешь! — яростно возразил Ршава.

— Чтоб мне оказаться в свиной заднице, если я вру! — взорвался Воил. — Кто сказал: «Пусть крестьяне войдут в город. Они ничего плохого не сделают»? — Он произнес эти слова пискляво-издевательским голосом, совершенно непохожим на голос прелата, зато отменно выводящим из себя. Затем, указав на Ршаву наконечником копья, он уже нормальным голосом спросил: — Ну, святейший отец? Это ведь ваши слова?

— А если и мои, что с того? — Ршава поудобнее ухватил лопату.

Если Воил набросится на него с копьем, прелат мысленно поклялся устроить гончару самый большой сюрприз в его жизни.

Но Воил не стал тыкать в Ршаву копьем или метать его; он им просто жестикулировал. Видессиане привыкли «разговаривать руками», а поскольку руки командира ополченцев оказались заняты, он использовал как их продолжение предмет, который держал.

— Что с того? Так я расскажу, что с того. — Воил так пылал яростью, что Ршава не удивился бы, если б налипший на бороду и брови гончара снег превратился в облачка пара. — Дело-то вот в чем, — продолжал Воил. — Один из ваших поганых крестьян — один из тех, кого Токсар хотел выгнать, один из тех, кого я хотел выгнать, один из тех крестьян, которых ты просил нас не обижать, потому что все они такие замечательные, — так вот, один из этих крестьян, святейший отец, прокрался на рассвете или чуть позже к задним воротам, открыл их и помахал этим вонючим кочевникам, приглашая их войти. И знаете что? Они вошли.

— Нет, — прошептал Ршава.

И опять у него в голове прогремели собственные слова, резкие, как звон железного колокола. «Если такое случится, да падет это на мою голову». И вот оно произошло, совершенное руками одного из тех людей, кому он пытался помочь. Где же тут справедливость? «На мою голову», — ошеломленно подумал Ршава.

Воил рассмеялся ему в лицо, тоже вспомнив эти слова.

— Ты проклял Токсара, и за что? За то, что он делал все, что мог, лишь бы спасти город и тех, кто в нем живет. А потом ты пришел и проклял себя, и теперь твое проклятие вернулось, чтобы ужалить тебя! И я надеюсь, что оно ужалит тебя даже сильнее, чем ужалило его, — если возможно сделать что-то сильнее, чем убить человека. Так тебе и надо, святейший отец! Ты получаешь то, чего заслуживаешь. Жаль лишь, что из-за этого пострадает город. — Воил плюнул Ршаве под ноги, словно отвергая Скотоса, и ушел, все еще кипя от ярости.

Ршаве хотелось крикнуть ему вслед, сказать, что ополченцы виноваты в случившемся не меньше, чем он. Если бы они не оскорбляли крестьян при любой возможности, если бы не бросили Глика умирать в снегу… Но если бы в Скопенцане не было крестьян, то ничего из этого не произошло бы. «На мою голову…» И вот это случилось и пало Ршаве не только на голову, но и на плечи, навалилось с такой силой, будто он пытался выдержать тяжесть всего мира. Он сам на это напросился. В то время он этого не знал, но так оно и было.

А теперь он получил то, что заслужил.

Ему захотелось рухнуть в снег. Как мог Фос такое допустить? Или то был Скотос? Бог света и бог тьмы вели между собой вечную войну. Только самые закоренелые еретики и любители зла верили, что Скотос может оказаться сильнее. А теперь, когда Ршава столкнулся лицом к лицу с этой катастрофой, у него возникло искушение задуматься о том, почему они в это верили.

Он плюнул. Если он начнет верить, что тьма может оказаться сильнее света, то всё, ради чего он жил, утратит смысл. «Я не поступлю так. Я не должен этого делать», — подумал прелат. А сейчас он обязан сделать все, что в его силах, чтобы спасти добро от этой катастрофы.

Тогда скорее к дому, где жил Гимерий, где до сих пор живет Ингегерд! Иногда Ршаве удавалось пробиться сквозь сугробы, иногда приходилось расчищать путь лопатой. К этому времени люди по всей Скопенцане кричали, что хаморы рыщут по городу. Однако Ршава до сих пор не видел варваров.

Свернув за угол, прелат едва не споткнулся о лежащее в снегу тело. Мужчина был убит совсем недавно: его лишь слегка присыпало снегом и кровь все еще пропитывала сугроб, в котором он лежал. В спине у него торчала стрела. Торопливо очертив на груди солнечный круг, Ршава поспешил дальше.

Все больше видессиан выходили из домов. Некоторые кричали соседям, что надо вернуться в жилища. Другие призывали бежать из города, пока еще можно. Даже в этом хаосе видессиане продолжали спорить друг с другом. Двое горожан обратились к Ршаве:

— Что нам делать, святейший отец?

— Сражаться, если можете. А если не можете — молиться.

Горожане тут же заспорили, какой выбор сделать. Можно было догадаться, что этим все и кончится.

Поиски дороги превратились в кошмар. Прелат хорошо знал Скопенцану, но снег валил так густо, что мог сбить с пути любого. Извилистые улочки города могли запутать и в хорошую погоду, а уж теперь… Теперь он трижды оказывался в тупиках, и ему приходилось возвращаться по собственным следам.

Когда прелат выходил из очередного переулка, по улице, в которую тот упирался, бежали люди, выкрикивая:

— Хаморы! Варвары!

Ршава посмотрел в ту сторону, откуда они появились. По улице следом за ними ехал степняк на лошадке — широкоплечий мужчина, с большим носом и кустистой бородой, облаченный в меховую и кожаную одежду. В правой руке он держал кривую саблю. Преследуя убегающих горожан, он не обратил внимания на прелата — или же вовсе его не заметил.

Ршава замахнулся лопатой, целясь не в кочевника, а в его лошадку, пробиравшуюся сквозь глубокий снег. Лезвие угодило ей в правую переднюю ногу. Заржав от боли, животное рухнуло. Всадник тоже удивленно вскрикнул. Ршава надеялся, что упавшая лошадь его придавит, но кочевник быстро высвободил ноги из стремян и вскочил. Он даже не выронил саблю.

Хамор снова закричал — на этот раз какую-то угрожающую тираду, — но Ршава не понимал его гортанного языка. Кочевник двинулся к нему мимо бьющейся лошади. У варвара оказались очень кривые ноги, что могло бы выглядеть смешным при других обстоятельствах. Теперь же они делали его неуклюжую, но решительную походку более зловещей.

— Отойди! — крикнул Ршава, подняв лопату.

Очевидно, варвар понимал видесский не лучше, чем Ршава — язык кочевников. И столь же очевидно хамор не намеревался слушать прелата, даже если бы мог разобрать его слова. Ршава изготовился к схватке. Лопатой он мог дотянуться дальше, чем хамор саблей, но прелат держал лишь неуклюжее импровизированное оружие, в то время как саблю ковали, чтобы лишать врагов жизни.

Быстрый, как атакующая змея, хамор нанес рубящий удар. Прелат едва успел блокировать его черенком лопаты. Кочевник рубанул снова, и опять Ршаве удалось отбить удар. Он дотянулся до хамора лопатой, желая, главным образом, хоть ненадолго отвлечь варвара. Тот попробовал воспользоваться саблей так же, как Ршава — деревянным черенком. Металлическое лезвие лопаты ударило по клинку и сломало его, оставив в руке хамора лишь рукоять и короткий обломок.