Антон Грановский - Война демонов

Минуту спустя Глеб пробирался по узкому каменному проходу. Вонь здесь стояла такая, что Глебу пришлось зажать нос пальцами и набрать в грудь побольше воздуха, чтобы побороть рвотный рефлекс.

Тут и там валялись человеческие тела. Все голые. Некоторые обглоданы до костей. Глеб отметил, что все тела – мужские, и поежился. Все было очевидно. Русавки утаскивают мужиков в подземную пещеру, насилуют их, а потом пожирают. Как паучихи своих самцов.

Глеба всего передернуло. Жуть.

Возле одного из тел Глеб увидел ножны с торчащей из них наборной серебряной рукоятью меча. Глеб, стараясь не смотреть на мертвеца, снял у него с пояса ножны и вытянул клинок. Хороший клинок. Из закаленного хуралуга, с примесью белого металла. Ухоженный, отполированный, лоснящийся от масла. Вакар ковал, не иначе.

Глеб прикрепил ножны к своему поясному ремню и двинулся дальше. Каменный коридор привел его в очередную пещеру, посредине которой он увидел черный омут.

У омута сидели еще две русавки и с чавканьем пожирали рыбу. Они были так же стройны и грудасты, как две прежние, и похожи на них, как родные сестры.

– Эй! – тихо окликнул Глеб.

Русавки повернули головы. Первую Глеб вырубил коротким ударом в челюсть, второй вмазал по голове рукоятью тяжелого косаря. Из разбитой головы речной девы потекла зеленовато-бурая, похожая на грязь, кровь.

По-видимому, этот омут был единственным выходом из пещеры. Глеб сунул нож на пояс, перекрестился и, больше не медля и не раздумывая, сиганул в омут.

Вода была мутная и темная, но кое-что Глеб различал. Плыть пришлось долго, но в конце концов серая плита над головой закончилась и Глеб понял, что выплыл на чистую воду. Он вынырнул из воды и увидел берег реки, окутанный предрассветными туманными сумерками.

Выбравшись из воды, Первоход рухнул на берег и стал жадно, с хрипом хватать воздух ртом.

«И кто только выдумал, что русавки красавицы? Сюда бы этих болванов. И кто, интересно, назвал из русавками? Скорее уж синюхи. Или зеленухи. Черт бы их побрал!»

Отдышавшись, Глеб сел на берегу и огляделся. Речные девы не могли оттащить его далеко. С тех пор, как он упал в воду, прошло от силы часа полтора. Значит, стойбище Бычеголова где-то неподалеку.

И вдруг сердце Глеба сжалось от тоски. Диона! За все это время он ни разу не вспомнил о ней! А ведь покончив с ним, злоумышленники, отправившие его на дно реки, вполне могли взяться за Диону.

Глеб вскочил на ноги и втянул воздух ноздрями. Обоняние у него снова обострилось, а глаза смотрели вокруг по-звериному зорко.

Сердце нелюдя, съеденное Глебом, все еще действовало. Принюхавшись, Глеб уловил едва различимый запах костра и навскидку определил расстояние. Верст пять, не больше. Отлично. Он поправил на поясе меч, повернулся и быстро зашагал на запад.

Запах дыма становился все сильнее, и, пройдя три версты, Глеб вдруг заметил за деревьями небольшой бревенчатый сруб с крохотным подворьем, а за срубом – еще один. Глеб увидел черный дымок, тянущийся из трубы, втянул ноздрями запах огня, горячего железа и масла и с волнением выдохнул:

– Кузница!

Оказавшись перед крепкой дубовой дверью, Глеб хотел постучать, но громкий, грубоватый голос из-за двери отозвался раньше:

– Войди, Первоход! Давно тебя дожидаюсь!

Глеб удивленно хмыкнул и, держа в руке обнаженный меч, толкнул дверь.

В горнице было темно и мрачно. За столом, с деревянной кружкой в руке, сидел человек. Перешагнув через порог, Глеб быстро огляделся, затем глянул на человека и спросил:

– Как ты узнал, что это я?

Человек усмехнулся:

– Я ведь вещун. Или ты забыл? Ты так и будешь стоять в дверях или пройдешь к столу?

Глеб еще немного помедлил, затем прикрыл дверь, прошел в горницу и уселся за стол. Меч он не вложил в ножны, а положил себе на колени.

Кузнец Вакар страшно изменился за те полгода, что Глеб его не видел. Он постарел и осунулся. Не было больше в глазах удали и азарта. Борода не курчавилась, а обвисала нечесаными, свалявшимися клочьями. Давно не мытые и не стриженные волосы свисали ниже плеч. Высокий колпак был надвинут на облезшие брови. За пазухой сермяжного кафтана, подпоясанного лыком, торчали дырявые, прожженные углями рукавицы. На ногах – грязные онучи и стоптанные лапти.

Под закопченным потолком клубился и уходил в волоковое окошечко над дверью теплый дым: избу, в отличие от кузницы, Вакар топил по-черному.

– Ну, здравствуй, Первоход, – проговорил он сиплым голосом и кашлянул в черный, испачканный сажей, прокопченный кулак.

– Здравствуй, Вакар. – Глеб обвел взглядом стены избы. – Значит, вот где ты теперь обитаешь.

Вакар хотел что-то сказать, но закашлялся и прикрыл рот рукой. Когда он отнял руку от лица, Глеб заметил на его ладони кровь. Маленький сгусток крови запутался и в рыжеватой бороде.

– Вижу, ты захворал?

Кузнец покачал головой:

– Нет. Это не тулово. Это душа во мне болит. Болит и кровью исходит.

– Тебе надо к лекарю, – сказал Глеб.

Вакар вновь качнул головой:

– Нет. Лекарь тут не поможет. – Он вытер окровавленные губы рукавом сермяжного кафтана и глянул на Глеба странным взглядом. – Ты слышал, что случилось с Ольстрой? – спросил Вакар, понизив голос.

Глеб отвел взгляд и ответил:

– Да.

– Что про это думаешь?

– Думаю, что Ольстра зря оставила ребенка.

Лицо Вакара потемнело.

– Она пыталась, Глеб, – тихо сказал он. – Честно пыталась.

– Пыталась?

Вакар кивнул:

– Да. Топила урода в колодце, но он всплыл. Ударила косарем… Сильно… Но на уродце все зажило. Больше она не смогла. – Вакар снова закашлялся.

Глеб отвернулся, чтобы не видеть, как бедняга исходит кровью.

– Вижу, у тебя мой меч, – снова заговорил кузнец. – Я ковал его для княжьего ратника Ивора. Что с ним?

– Его убили русавки, – ответил Глеб.

Вакар посмурнел еще больше.

– Жаль. Хороший был ратник, храбрый, честный… Мир становится хуже, Глеб. Нежить обнаглела и не хочет сидеть в чащобе. Нелюди прут на села и города… Да и люди ничем не лучше. Великое зло почуяло запах крови и зашевелилось. Грядет большая беда, Первоход.

– По-моему, ты преувеличиваешь, – заметил Глеб, нахмурившись.

Вакар прищурил запавшие глаза и усмехнулся.

– Ты забыл, что я вещун. Я многое вижу, Глеб. И в том, что я вижу, нет ничего хорошего. Не будет больше Хлынского княжества. Не останется от него камня на камне. Земля впитает кровь и перестанет плодоносить. Тлетворный ветер принесет с полей брани немощи и хвори… А потом…

Вакар снова закашлялся.

– Потом… – Он вытер рукавом кровь с губ и бороды. – …Русские князья перебьют друг друга. А тех, кто выживет, кончат нелюди. Нелюдь начнет верховодить на наших землях, Глеб. По селам пройдет великий мор. А после мора придут на наши земли хазары, печенеги и половцы. Что сами не переварят, то бросят абассидским халифам. Как мозговую кость. А после двинет вся хазарская и аравийская рать на запад и вытопчет франкские и гофские земли.