Глен Кук - Суровые времена. Тьма

— Зеленые глаза, — сказал он, — крайне редки и вызывают великое восхищение нюень бао.

Он снова совершил ритуал отхлебывания.

— Хонь Тэй может изредка заглядывать под покров времени, но видения ее не всегда истинны или не всегда ясны. А может, ей видится еще не свершившееся. Поскольку она не видит знакомых лиц, трудно определить, когда это происходило.

— Угу?

Дама, о коей шла речь, сидела, опустив глаза долу, и медленно вращала нефритовый браслет, свободно болтавшийся на ее тонком запястье. Глаза ее тоже были зелены.

— Ей привиделся потоп. Мы уверены, что видение это ложно, так как не можем придумать способа доставить в Джайкур столько воды.

— Но мы сейчас — посреди озера. Имеем, можно сказать, широчайший ров в мире. И на тенеземцев нам теперь плевать.

Только через минуту старик понял, что я шучу.

— О, — хмыкнул он, тогда как Хонь Тэй, первой понявшая шутку, подняла взгляд и улыбнулась. — Понимаю. Да. Однако это на руку Хозяину Теней, но никак не нам. Попытка выйти из города потребует плотов и лодок. Их легко заметить издали, и они не смогут поднять столько людей, сколько необходимо для организации прорыва.

Да, старикан у нас — прямо-таки генерал…

— Ты говоришь верно.

Тенекрут нашел гениальное решение проблемы нехватки живой силы. Теперь он может потягаться с Госпожой, не опасаясь, что мы ударим в спину.

— Причина, вынудившая меня пригласить тебя к разговору, в том, что Хонь Тэй видела воду, стоявшую лишь на десять футов ниже верха стены.

— Но это ж семьдесят футов глубины… — Я взглянул на старуху; та изучала меня взглядом, в котором не было и намека на любопытство. — Как-то оно…

— Проблема не в том.

— В чем же?

— Мы пробовали сосчитать, сколько построек останутся над поверхностью.

— A-а… понятно.

Деджагор строился ввысь, как и все города, обнесенные стеной, но лишь немногие здания вознеслись выше стены. И те, что менее всех повреждены, даже частично сгоревшие, уже кем-то заняты. То есть, если город затопит, возникнет острая нехватка жилья.

К счастью, Старая команда заняла множество высотных зданий.

— Действительно «а-а». В этом квартале таких построек достаточно, чтоб дать приют нескольким паломникам, но в прочих местах джайкури придется плохо, как только черные люди и их солдаты поймут, сколько пространства им требуется.

— Несомненно.

Я поразмыслил минуту. Черт возьми, люди могут отсидеться на стене. И выводить их туда силой — не придется.

И все же, что бы мы ни предприняли, жизнь превратится в сущий ад, если вода поднимется так высоко.

— Если приготовлений не начать немедля, многое из того, что может принести пользу, будет потеряно. Но, если сказать об этом Могабе, скорее всего, сильный оберет слабых, обрекая их на страдания. Теперь нет нужды сдерживаться перед лицом возможного штурма.

— Понятно.

Я уже предвидел суматоху захвата складов и мест, расположенных на более высоком уровне. Однако просмотрел тот факт, что Тенекрут, выпутавшись из затруднения сам, заодно развязал руки Могабе, дабы тот мог уладить внутренние наши трения так, как ему больше понравится.

— У тебя есть какие-нибудь мысли?

— Я желал бы рассмотреть возможность временного союза. Пока беды Джайкура не кончатся.

— Окончание бед тоже Хонь Тэй привиделось?

— Нет.

Чернейшее отчаяние объяло меня — настолько, что и сам я удивился.

— Она не видела ничего. Ни об окончании бед, ни об усугублении.

На душе стало светлей. Самую малость.

— Я не хотел брать на себя никаких обязательств, — признался Кы Дам. — Идея принадлежит Сари. Она доверяет тебе без объясним! ix причин, и, более того, доводы ее разумны.

Хонь Тэй явно была озадачена. Что-то во взгляде ее служило намеком на то, что видела она больше, чем рассказала.

Я вздрогнул.

— Заняв обыкновенную позицию нюень бао и полагаясь лишь на самих себя, мы не оставим себе никаких надежд, — продолжал Кы Дам, — У вас же, если Могаба решит, что больше не нуждается в ваших мечах, надежд также не много.

Я, не отрываясь, глядел на красавицу, хоть то и был дурной тон. Она зарделась. Привлекательность ее сделалась в этот момент столь притягательной, что я ахнул. Казалось, я знал ее уже несколько жизней.

Что за?.. Не бывало со мною такого. Все же мне уже не шестнадцать лет… Да и в шестнадцать-то такого не бывало.

Душа моя настойчиво твердила, что я знаю эту женщину лучше, чем кто-либо когда-либо кого-либо знал, хотя вправду я знал лишь ее имя, названное Кы Дамом в прошлый мой приход.

Было в ней что-то такое… Нет, не просто прелестные мечтанья. Когда-то я знал точно такую же женщину…

И тут явилась тьма.

Тьма была внезапной и полностью непроглядной, настолько, что даже не было времени понять — сам ли я уношусь вдаль, тьма ли затягивает меня…

49

То была долгая, долгая тьма без сновидений. То было время без меня — без радости, без боли, без страха, и измученной душе не хотелось покидать его. Но какая-то булавка проколола отверстие во тьме; тончайший луч света пробился внутрь и пал на иллюзорный глаз.

Движенье.

Бросок к крохотной точке, тут же расширившейся, и открылся проход в мир времени, материи и боли.

 Теперь я знал, кто я. Меня согнуло под тяжестью множества воспоминаний, разом всплывших в мозгу.

Голос заговорил со мной, но я не мог разобрать слов. Я плыл, словно паутинка, сквозь золотые пещеры, и вдоль стен их восседали старцы, застывшие во времени, бессмертные, но не способные пошевелить и веком. Кое-кто из них был укутан колдовской ледяной паутиной, словно тысячи пауков зимы опутали их нитями замерзшей воды. На потолке пещеры вырастал зачарованный лес из сосулек.

— Давай же!

Сила зова была такова, что меня словно ударило молнией.

Меня окутало мглой. Я рванулся, чувствуя, как перестаю быть собою. И все же, прежде чем исчезнуть из пещер, я почувствовал пробуждение чего-то, с огромными усилиями устремившего ко мне свое внимание.

Каким-то образом я попал в некое место, где отнюдь не жалуют смертных, и все же ушел невредим.

Память улетучилась. Но боль сопровождала меня на всем пути.

50

И снова — свет в темноте. И я снова начал становиться собой, хоть и безымянным. Свет заставил зажмуриться. Свет оказался штукой неприятной. А боль может и подождать… Однако что-то, скрытое глубоко под моей поверхностью, устремилось к этому свету, словно тонущий, что рвется к спасительному воздуху.

Я начал осознавать свое тело. Я чувствовал мускулы — окостеневшие, так как некоторые свело судорогой. Глотка пересохла — до боли.