Анджей Сапковский - Кровь эльфов

– Ага. Ловушка.

– На белок?

– Нет.

Убитых сложили в рядок. Они лежали бок о бок – эльфы, люди и краснолюды. Был среди них и Янник Брасс. Была темноволосая эльфка в высоких сапогах. И краснолюд с черной, блестевшей от запекшейся крови бородой, заплетенной в косички. А рядом с ними…

– Паулье! – рыдал Реган Дальберг, держа на коленях голову брата. – Паулье! Зачем?

Все молчали. Даже те, кто знал зачем. Реган повернул к ним искаженное болью, все в слезах лицо.

– Что я скажу матери? – простонал он. – Что я ей скажу?

Все молчали.

Неподалеку, окруженный солдатами в черно-золотых цветах Каэдвена, лежал Венцк. Он тяжело дышал, и при каждом выдохе на его губах вздувались кровавые пузыри. Рядом стояла на коленях Трисс, над ними – рыцарь в блестящих латах.

– Ну как? – спросил рыцарь. – Госпожа чародейка? Он выживет?

– Я сделала все, что могла. – Трисс встала, сжала губы. – Но…

– Что?

– Они пользовались вот этим. – Она показала стрелу со странным наконечником и ударила ею по стоящей бочке. Кончик стрелы разделился, расщепился на четыре шипастые крючковатые иглы. Рыцарь выругался.

– Фредэгард… – с трудом проговорил Венцк. – Послушай, Фредэгард…

– Тебе нельзя говорить, – резко сказала Трисс. – И шевелиться! Заклинание едва держит!

– Фредэгард, – повторил комиссар. Кровавый пузырь у него на губах лопнул, на его месте тут же образовался новый. – Мы ошибались… Все мы ошибались. Это не Ярпен… Мы несправедливо подозревали… Я ручаюсь за него. Ярпен не предал… Не пре…

– Молчи! – крикнул рыцарь. – Молчи, Вильфрид! Эй, быстро, давайте сюда носилки! Носилки!

– Уже не надо, – глухо проговорила чародейка, глядя на губы Венцка, на которых больше не вздувались пузыри. Цири отвернулась. Прижалась лицом к Геральту.

Фредэгард выпрямился. Ярпен Зигрин не смотрел на него. Он смотрел на убитых. На Регана Дальберга, по-прежнему стоявшего на коленях возле брата.

– Это было необходимо, господин Зигрин, – сказал рыцарь. – Война. Был приказ. Нам надо было убедиться…

Ярпен молчал.

– Простите, – шепнул рыцарь и опустил глаза.

Краснолюд медленно повернул голову, взглянул на него. На Геральта. На Цири. На всех. Людей.

– Что вы с нами сделали? – проговорил он с горечью в голосе. – Что вы сделали с нами? Что вы сделали… из нас?

Никто не ответил.

Глаза длинноногой эльфки были стеклянными и матовыми. На ее искривленных губах застыл крик.

Геральт обнял Цири. Медленно отколол от ее курточки белую, покрытую темными пятнышками крови розу, молча бросил цветок на тело белки.

– Прощай, – шепнула Цири. – Прощай, Роза из Шаэрраведда. Прощай и…

– Прости нас, – докончил Геральт.

Глава 5

Оне валандаются по стране, нахальные и наглые, сами себя зла истребителями, оборотней уничтожителями и упырей отравителями именующие, выманивают у легковерных плату, а приработав так, двигаются дале, дабы в ближайшем городе таковое жульничество вновь свершить. Легче всего проникают оне в хаты честного, простого и не отдающего себе в том отчета хозяина, коий все злоключения и злосчастия запросто приписывает чарам, противуестественным творениям и мерзопакостным чудовищам, действиям облачников, альбо злых духов. Заместо того чтобы богам молиться, в храм богатое подношение занести, простак сей грязному ведьмаку готов шелонг последний отдать, веря, что ведьмак, этот выродок безбожный, сумеет долю его улучшить и несчастья отвратить.

Не имею ничего против ведьмаков. Пусть их охотятся на вампиров. Платили бы только подати.

Жаждешь справедливости – найми ведьмака.

– Ты что-то сказал?

Мальчик шмыгнул носом и сдвинул со лба слишком большую для него бархатную шапочку с фазаньим пером, лихо свисающим сбоку.

– Ты рыцарь? – снова повторил он, глядя на Геральта голубыми как синька глазами.

– Нет, – ответил ведьмак, удивленный тем, что ему вообще хочется отвечать. – Не рыцарь.

– Но у тебя меч! Мой папка – рыцарь короля Фольтеста. У него тоже есть меч. Побольше твоего.

Геральт оперся локтями о релинг и сплюнул в воду, пенящуюся за кормой барки.

– Ты носишь на спине, – не отставал малец. Шапочка снова сползла ему на глаза.

– Что?

– Ну меч. На спине. Почему у тебя на спине меч?

– Потому что весло сперли.

Мальчишка раскрыл рот, дав возможность всем налюбоваться роскошными дырками на месте выпавших молочных зубов.

– Отойди от борта, – сказал ведьмак. – И закрой рот, не то муха влетит.

Мальчик раскрыл рот еще шире.

– Седой, а глупый, – буркнула мать мальчика, богато одетая матрона, оттаскивая малыша за бобровый воротник плаща. – Иди сюда, Эверетт! Сколько раз можно повторять – не якшайся с простолюдинами.

Геральт вздохнул, глядя, как из утреннего тумана выплывают очертания островов и кустарников. Барка, неуклюжая, как черепаха, тащилась в свойственном ей, то есть – черепашьем, темпе, продиктованном ленивым течением Дельты. Пассажиры, в основном купцы и кметы, дремали на своем багаже. Ведьмак снова развернул свиток и углубился в письмо Цири.

«…я сплю в большой зале, которая называется „спальня“, а кровать у меня, понимаешь, ужасненько большая. Я сплю со средними девочками, нас тут двенадцать, но я больше всего дружу с Эурнэйд, Катье и Иолей Второй. Сегодня, например, ела суп, а хуже всего, что иногда надо поститься и вставать рано-рано, на самом раннем рассвете. Раньше, чем в Каэр Морхене. Остальное напишу завтра, потому как сейчас у нас будут моления. В Каэр Морхене никто никогда не молился, интересно, чего это тут надо? Наверно, потому что это Храм.

Геральт, мать Нэннеке прочитала и велела не писать глупостей и чтобы еще и без ошибок. И чему учусь, и что чувствую себя хорошо, и что здорова. Геральт, я чувствую себя хорошо, и я здорова, только, понимаешь, есть хочу, но скоро обед. И еще мать Нэннеке велела написать, что молитва еще никому не навредила, ни мне, ни тебе, это уж точно.

Геральт, у меня снова есть свободное время, поэтому напишу, что учу. Читать и писать правильные руны. Историю. Природу. Поэзию и прозу. Правильно разговаривать на всеобщем языке и на Старшей Речи. Я лучше всех по Старшей Речи, умею даже писать Старшие Руны. Я напишу тебе что-нибудь, сам увидишь. Elaine blath Feainnewedd, что значит «Прекрасный Цветочек, дитя Солнца». Теперь видишь, что умею. И еще…