Анджей Сапковский - Кровь эльфов

Молчание. В воздухе неподвижность. Душно, как перед грозой. И тишина. На этот раз прерываемая только далеким карканьем воронья.

– Их все больше, – задрала Цири голову. – Летят и летят… Как осенью. Отвратные птицы… Жрицы говорят, что это плохой знак… Знамя… Нет. Знамение или как-то так. Что такое знамение, госпожа Йеннифэр?

– Прочитай в «Dhu Dwimmermorc». Там целая глава посвящена этому.

Молчание.

– Госпожа Йеннифэр?

– А, черт! Ну что там еще?

– Почему Геральт так долго… Почему он не приезжает?

– Наверно, забыл о тебе, утенок. Нашел себе девочку покрасивее.

– Ох, нет! Знаю, что не забыл! Не мог! Знаю, знаю наверняка, госпожа Йеннифэр!

– Прекрасно, что знаешь. Счастливый ты… утенок.

– Я тебя не любила, – повторила Цири.

Йеннифэр не взглянула на нее, по-прежнему стояла, отвернувшись, у окна и глядела в сторону темнеющих на востоке холмов. Над холмами небо было черным от воронья.

«Сейчас спросит, – подумала Цири, – почему я ее не любила. Нет, она слишком умна для таких вопросов. Сухо обратит внимание на грамматическую форму и спросит, с каких пор я начала употреблять прошедшее время. И я скажу. Я буду такая же сухая, как она, повторю ее тон, пусть знает, что я тоже умею притворяться холодной, бесчувственной и равнодушной, стыдящейся чувств и эмоций. Я ей все скажу. Хочу, должна все сказать. Хочу, чтобы она обо всем знала, прежде чем мы покинем храм Мелитэле. Прежде чем выедем, чтобы наконец встретиться с тем, по которому я тоскую. С тем, по которому тоскует она. С тем, кто наверняка тоскует по нам обеим. Хочу сказать ей, что…

Я скажу ей это. Только бы она спросила».

Чародейка отвернулась от окна, улыбнулась. И не спросила ни о чем.

Они выехали на следующее утро на заре. В мужских дорожных одеждах, в плащах, шапочках и капюшонах, прикрывающих волосы. Обе вооруженные.

Провожала их только Нэннеке. Они с Йеннифэр долго и тихо разговаривали, потом обе, чародейка и первосвященница, крепко, по-мужски пожали друг другу руки. Цири, держа поводья своей серой в яблоках лошади, хотела попрощаться так же, но Нэннеке не позволила. Обняла ее, прижала, поцеловала. В глазах у нее стояли слезы. У Цири тоже.

– Ну, – наконец сказала первосвященница, вытирая глаза рукавом. – Отправляйтесь. Пусть Великая Мелитэле хранит вас в пути, дорогие мои. Но у богини и без вас множество дел, так что сами тоже не плошайте. Смотри за ней, Йеннифэр. Береги ее как зеницу ока.

– Надеюсь, – едва заметно усмехнулась чародейка, – что смогу уберечь гораздо лучше.

По небу в сторону Долины Понтара летели стаи ворон, громко каркая. Нэннеке не смотрела на них.

– Берегите себя, – повторила она. – Грядут тяжелые времена. Может оказаться, что Ithlinne aep Aevenien знала, что предрекает. Грядет Час Меча и Топора. Час Презрения и Волчьей Пурги. Береги ее, Йеннифэр. Не позволяй никому обижать ее.

– Я вернусь сюда, матушка, – сказала Цири, запрыгивая в седло. – Обязательно вернусь! Скоро!

Ей было невдомек, как сильно она ошибалась.