Возвращение (СИ) - Галина Дмитриевна Гончарова
— Очень, бабушка.
— Теперь я рядом. Я помогу, внученька.
Устя кивнула.
И молчала, потому что горло, словно удавкой перехватило. Она не одна?! У нее есть поддержка?
Прабабушка поняла, что девушка сейчас разрыдается в голос, и рукой махнула.
— Посиди пока так, а я Дарью посмотрю...
Устя и сидела.
Наблюдала, как прабабушка осматривает няню, как что-то делает, но что? Она пока не понимала. Сила есть, да знаний нет, а без них хоть ты обсмотрись — не повторишь.
А и ладно.
Прабабушка приехала намного раньше, чем в той истории, она научит, она подскажет... Сделать-то Устя и сама сделает, она сейчас на многое способна. Но есть вещи, которые она должна еще узнать. Есть, и вещей таких множество.
Наконец, осмотр был закончен, и Агафья потянулась всем телом. Совсем по-молодому, и не скажешь, что через пять лет умрет она...
Сама ли?
Устю как иголкой кольнуло.
А и правда? Сама ли помрет прабабушка, или кто еще добавит? Не просто ж так рощи вырубаются, волхвы и волхвицы под корень изводятся! Неладное что-то творится в Россе...
А что?
Надобно об этом с бабушкой и поговорить. Только всего ей не раскрывать, нельзя.
Устя не знала, откуда возник этот запрет. Просто чуяла. Глубоко под сердцем, жила в ней уверенность. Надо — молчать. О том, что с ней случилось, откуда она пришла, как благословила ее матушка Жива — молчать! Не то хуже будет, куда как хуже...
— Проводи-ка меня, Устяша, в мою горницу. Там и побеседуем, а то, вон, Дарья уши навострила, сейчас шевелить ими начнет, как в детстве.
Няня фыркнула и повернулась к стенке.
— Вот и правильно. Поспи, Дарёна, поспи. Сон — он лечит. И не думай ни о чем, не надобно тебе... спи...
Голос прабабки набрал силу, мягким одеялом окутал комнату, закружил... Устя едва сама не пошатнулась. Удержалась, головой тряхнула.
— Нарочно ты? Да?
— Посмотреть хотелось, — не стала отрицать прабабка. — Вот что, пойдем-ка, Устяша. Поговорим.
Устя кивнула, и последовала за прабабкой.
Поговорить хотелось. И узнать кое-что важное. И спросить...
У них ведь еще есть время, правда? Есть же?
* * *
Фёдор просыпался тяжко, муторно, словно из черного болота себя вытаскивал. Болело все.
Голова болела, желудок, руки...
Руки-то почему?
А потому...
Стоило перевести взгляд на руки, как Фёдор увидел на них следы женских когтей. Это ночью вчера не заметилось, а сейчас-то...
Элиза жизнь свою продавала дорого, сражалась, как могла. И руки ему так подрала — до живого мяса. Жаль, не помогло. Да что там! В том состоянии Фёдора надо было створкой от ворот лупить — не заметил бы, но сознание б потерял. А царапины...
Что там тех царапин?
Тьфу, ерунда!
Фёдор вспомнил, как билось, выгибалось под ним в жажде жизни, гибкое девичье тело... накатила тошнота. Мужчина повернулся — и от души обрыгал пол.
Руди, который как раз вернулся домой, услышал эти звуки.
Кивнул, прихватил ведро с холодной водой — сам, не доверяя слугам, тех он вообще отослал — и пошел наверх.
— Проснулся ли, царевич? Подобру ли?
Ответом ему был новый желудочный спазм.
Руди церемониться не стал, и от души опрокинул на Фёдора ведро с водой. Прямо на кровать, не жалея перины.
А и плевать, посушат!
Помогло.
Тошнить Фёдора перестало, но двигался он пока не слишком уверенно. Руди подхватил парня под изодранную руку, и потащил вон из комнат, на задний двор. Там самолично вытащил из колодца еще несколько ведер с ледяной водой — и опрокинул их на голову царевичу.
Помогало преотлично.
Взгляд у Фёдора становился осмысленным, лицо вытягивалось, а когда он схватился за голову и застонал, Руди понял, что лечение прошло успешно. И поволок царевича в дом.
Плеснул в кубок вина, протянул царевичу.
— На, Теодор, поправься.
— Руди, я...
— Выпей. Как лекарство, залпом, — жестко распорядился Руди.
Фёдор повиновался. И Руди принялся ему объяснять ситуацию.
— Теодор, друг мой, я тебя очень люблю. Ты дорог мне, как родной сын, я знаю тебя с малолетства.
— О, Руди...
— Потому запомни. Вчера вечером вы познакомились с Элизой, приятно провели время, и ты подарил ей кольцо с лалом. Ты понял?
— Да, Руди.
— Потом ты уснул, и она ушла домой. По дороге на нее напали, убили, ограбили и бросили бедную девочку под забором. Это огромное горе, но ты должен его пережить, как мужчина.
Фёдор схватился за голову.
— Руди... поверь, я просто не понимаю, что со мной случилось!
— Я тоже не понимаю этого, Теодор, — посерьезнел Руди. — Ты часто бывал со мной в веселых домах, и никогда такого не было.
Напротив. Девушки жаловались, что царевич вялый и снулый, такого пока разожжешь, сама запыхаешься. Час вокруг него пляшешь и так, и этак, да и потом — как получится. Ну, ущипнуть может, прихватить — силы своей он не соразмеряет, но то другое. Не от страсти.
А тут вдруг такая прыть?
— Я даже не помню, что я думал.
— Совсем не помнишь? Как вы оказались в постели — помнишь?
Фёдор сглотнул, и кивнул.
— П-помню. Элиза... она была настойчивая.
Руди подумал, что была бы умнее, была б жива. Но промолчал. Ждал, пока Фёдор пороется в глубинах памяти.
— Помню рыжие волосы. Помню.... Разочарование.
— Что?!
— Как от обмана, обиды, подделки... нет, больше ничего не вспомню.
Руди вздохнул.
— Теодор, друг мой, тогда нам надо будет с тобой провести естественный опыт.
— Че-го?
— Сегодня же мы отправимся в бордель, и снимем услужливую девочку. На двоих.
— Руди?
— Ты будешь действовать, а я наблюдать.
— Руди, ты с ума сошел?!
— Нет, Теодор. Посуди сам. Нам надо знать, связано это с тобой — или с Лиззи.
— С Лиззи? Не понимаю?
Фёдор приободрился, посмотрел с удивлением. Руди взмахнул рукой.
— Теодор, женщина, чтобы привлечь внимание мужчины, может пойти на многое. Есть и зелья, и мази, и приворотные амулеты. Допустим, чем-то таким Элиза и воспользовалась. Могла? Спокойно могла. Друг мой, ты царевич, задержаться рядом с тобой — честь и удача для любой девушки. А если еще и ребеночек будет... ты понимаешь.
Фёдор кивнул уже более заинтересованно.
— Так...
— Допустим, она чем-то воспользовалась. Ты это почувствовал и пришел в неистовство. Понимаешь?
— Допустим.
— Если это действительно так, то со следующей девушкой у тебя будет все в порядке. А если нет, я успею тебя остановить.
Фёдор потер лоб.
В свете сказанного, предложение Руди не выглядело таким уж гадким. Это не свальный грех, это естественный опыт.
— Может, и надо. А ты успеешь меня остановить
